У печки на табуретке сидел скуластый парняга в телогрейке, наброшенной на тело. Баклаков огляделся и тихо присвистнул. Койки стояли без проходов, вплотную одна к другой. Под байковыми одеялами храпели, стонали и вздыхали во сне мужчины.
- Ангелы ночи, - сказал парняга. - А ты зачем впорхнул?
- Жил здесь зимой. Хотел до утра перебиться.
- Возляг на мою. Я сегодня дежурный.
- Сергей! - Баклаков протянул руку.
- Валентин! Садись. - Парень придвинул Баклакову табуретку, а сам сел на корточки возле печки.
- Ну ее к лешему. Еще насижусь за зиму. - Баклаков тоже пристроился на корточках. Они помолчали.
- Не могу вспомнить, какой день, - сказал Баклаков. - В баню бы неплохо сходить.
- Хойте вир хабен зоннтаг, - сказал Валентин. - Баня, как ей положено быть, на ремонте. «Сахалин» на разгрузке. Последняя из коробок. Сходи в душ.
- Пропуска в порт нет.
- Скажи, для гигиены личности. Сообщи, что Валентин Григорьевич Карзубин разрешил. Это я.
- Порядок, - согласился Сергей. - В магазин заглянуть?
- Загляни. Все равно до утра дежурить.
- А там что-нибудь есть?
- Радость Вакха! Сухой закон в этом году отменен.
- Пойду.
- Перемещайся. Я тут соображу. Тушенка есть, лук есть, сковородку имеем. Кардинально!
- Иди ты к..! - вдруг заорал кто-то на дальней койке.
- Во дает! - усмехнулся Валька. - Часов тридцать вкалывали. Спят как мертвые, Монтаньяры!
- А ты?
Тот молча освободил из-под телогрейки замотанную бинтом левую руку.
- Полпальца в море выбросил. Из-за незнакомства с системой тросов. Я с прииска командированный на разгрузку. Как и все в этом бараке. Удел!
Баклаков нашел в рюкзаке шерстяной тренировочный костюм, кеды, тельняшку, чистое полотенце, свернул в клубок.
- Возьми в головах полушубок, - сказал от печки Валентин. - Тут хоть и южный берег, но другого моря.
…Затянутый ремнями охранник вышагнул навстречу Баклакову из проходной.
- На «Сахалин», помыться. Валентин Григорьевич мне разрешил, - сказал Баклаков.
- Проходи, - помедлив, мотнул головой охранник. Видимо, соображал, кто же такой Валентин Григорьевич.
В порту было затишье. По железному трапу он взбежал на борт «Сахалина». Палубу заливал свет прожектора. Несколько человек в белых брезентовых робах возились с сеткой, спущенной со стрелы. Прислонившись к надстройке, стоял морячок в кожаной курточке на меху и фуражке с крабом.
- Где душ? - спросил Баклаков. Морячок оглядел его и неопределенно кивнул лакированным козырьком.
- Чудеса! Бичи гигиену блюдут, - насмешливо сказал он. Сергей вошел в низкую дверь и по металлическим переходам добрался до душа.
Сапоги, брезентовку и драные брюки он выбросил за борт. Не чувствуя тела, летящим шагом он направился к магазину. Прекрасно, когда ты торчишь в своей точке планеты, свой среди своих.
Продавщица Вера Андреевна узнала его.
- С возвращением, Сережа. Какой ты красивый, когда с бородой.
Он взял три бутылки «Двина» и только тут вспомнил, что деньги в брезентухе, которую он выкинул за борт.
- Завтра принесешь, Сережа. Отдыхай.
…Они открыли консервные банки, вывалили на раскаленную сковородку, засыпали грудой лук.
- Из снабженцев? - помешивая на сковородке, спросил Валентин.
- Похож?
- Не похож. Но говоришь, что коньяк получил в кредит.
- Из геологического управления.
- Техник?
- Инженер.
- Престижно! Тогда сейчас выпьем по капле, и я тебя подстригу. Не похож ты на инженера. А бороду сбрей. На бича ты похож.
- Точно, - разливая по кружкам коньяк, согласился Баклаков. - А ты кто?
- Пролетарий. Родом из хулиганского предместья столицы Малаховки, - Валька показал в улыбке нескладные зубы.
Они выпили, и Карзубин ловко подстриг его одной рукой. Потом они еще выпили, и Баклаков побрился. В обломок зеркала на него смотрел двухцветный человек: темная от загара верхняя часть лица и светлая нижняя.
- Теперь можно и говорить, - снова наливая кружки, сказал Валентин. - Не люблю, когда за растительностью прячутся. Начинаю подозревать. Лорелея! Если ты инженер, то почему тут зиму торчал?
- Не знаю, - сказал Баклаков.
Коньяк янтарно отсвечивал в грязных кружках. «А иди ты…» - кричал свою фразу беспокойный малый в углу. На Сергея нахлынули воспоминания. Вон там у окна, которое он самолично заколотил оленьей шкурой, была его койка. Рядом койка Жоры Апрятина, ковбойского человека, клавшего пистолет под подушку. На этой стенке висели японские красотки Доктора Гурина. А та сплошь избита дробью и пулями, потому что пробовать оружие, купленное или полученное в спецчасти, было принято прямо в бараке. Весной стоял грохот и висели клубы порохового дыма…
- Я вообще-то электросварщик. И газорезчик тоже. Ремеслуха. Думаю после навигации здесь остаться. На прииске мне работы нет. У меня отношение к огню и металлу. Либо работать, либо вовсе не видать. А на прииске ни так и ни эдак. Относительно!
- Правильно, - согласился Сергей. - Всегда надо так или эдак. Поэтому отомкнем вторую?