Территория бреда

Там же стопкой лежали маты. Я давно хотел научиться делать сальто, но все не решался. Теперь же, осознав свое чуть ли не бессмертие, я обрел необходимую мне уверенность. А вот технику выполнения я не додумался обрести.

Встав посреди мата, я подпрыгнул, крутанулся воздухе, но потерял ориентацию в пространстве и вместо того, чтобы сгруппироваться, наоборот, вытянулся и полетел головой вниз. Я вписался макушкой в мат, упал на спину и на несколько секунд разучился дышать.

Несколько дней я жил с сильной болью в груди и спине. Больно было поворачиваться, кашлять, чихать, а иногда и дышать. Потом я отправился в больницу, где выяснилось, что у меня компрессионный перелом позвоночника, то есть что-то вроде трещины в позвонке и сильное сжатие самого позвоночника.

Месяц я пролежал в больнице на вытяжке, где подрос на несколько сантиметров. Потом полгода дома на жесткой кровати. Из-за травмы отложилось мое поступление в колледж, да и вообще год выдался скучным. После затяжного постельного режима я восстановился довольно быстро, но потерял немало мышечной массы, как и желание ходить в тот зал, где повредил позвоночник.

Следующее тринадцатое августа выдалось поспокойнее. Мы отправились в деревню к родственникам на двух машинах. Арсений с родителями на синей «девятке». А я со своими и родной сестрой Викой, которая младше меня на три года, – на красной «восьмерке».

 Как же я мечтал об этой машине. Мы с друзьями периодически гоняли на серой «Волге», которую Иван брал втихаря от отца. Мы ездили по дворам, просто сидели и курили внутри – благо машина и так была прокурена, – слушали музыку.

Однажды мы заехали на школьное футбольное поле, которое наполовину было засыпано углем, а наполовину закатано асфальтом. Там мы частенько устраивали дрифт на «Волге». Особенно эффектно было крутиться на покрытии из угля – поднимались эпичные черные клубы пыли.

Как-то мы устроили соревнование на выживание. Заперлись в «Волге» посреди поля под солнцем в тридцатиградусную жару, закрыли окна и начали курить сигареты одну за другой. Суть простая: кто выбегает из машины, тот проиграл, кто остается внутри последним – победитель.

Только один раз мне удалось выиграть и продержаться до конца. Но ощущения были ужасные. Голова кружилась, содержимое желудка просилось наружу, слабость во всем теле, одежда мокрая от пота, озноб. Выйти на улицу после такой пытки в любом случае было победой, а последним – идиотской победой. Но это сейчас я понимаю, а тогда было круто. Все остальное время побеждал Иван, который с детства жил в никотиновом карцере, являющимся однушкой, прокуренной отцом.

Но «Волга» – это все равно не то. А вот «восьмерка» – предел мечтаний. Я представлял: когда она станет моей, перекрашу ее в желтый цвет и поставлю огромные черные диски на низкопрофильной резине.

И вот случился мой восемнадцатый день рождения. Мы собрались около одноэтажного вместительного домика, где в беседке из винограда поставили длинный стол с лавками. Собрались двадцать человек из четырех поколений.

Стол заставили соленьями, салатами, фруктами, нарезанными арбузами и дынями, всевозможными горячими блюдами, от вареной домашней курицы до тушеной картошки с кониной, соками и немалым количеством алкоголя.

Так как мне исполнилось восемнадцать, то отец лично наливал мне и следил, чтобы я закусывал, обучая премудростям застольной науки.

– Главное – никогда не запивай! – провозгласил он. – Желудок посадишь.

Арсению употреблять алкоголь, по мнению взрослых, было еще рано, и поэтому он просто пил сок и молча принимал поздравления и подарки. Родили подарили ему крутую «раскладушку» с хорошей камерой. А мне была обещана «восьмерка», когда получу права.

Когда все тосты были сказаны, а подарки получены, взрослые, изрядно повеселев, включили «Сердючку», «Аллегрову» и «Ласковый май» и устроили устрашающие танцы с воплями и диким смехом. Мы с Арсением поняли, что нужно бежать с этого бала сатаны. С нами дезертировала и Вика.

Чтобы не шататься по чужой деревне, что могло обернуться неприятностями, я попросил у отца ключи от машины, дабы просто посидеть в ней. Последний, не раздумывая, согласился. Все-таки строки «Харашо! Все будет харашо…» творят чудеса и влияют на старшее поколение, как валерьянка на кошек.

Мы с Арсением взяли по бутылке пива, а с Вики – обещание, что она ничего не расскажет родителям.

«Все что происходит на днюхе, остается на днюхе», – произнес я тогда впервые фразу, которая обещала стать бессмертной.

Мы встали около машины и включили «Касту» погромче. Пара мелких пацанов подошли посмотреть на нас, городских, и пошли дальше по своим делам: кидаться камнями в лягушек, рубить головы одуванчикам, кататься на велосипедах.