Территория книгоедства

Далекий пример из прошлого. Алгебраическая задача из старого задачника издания 1881 года. Про корабль, на котором через 30 дней после выхода в море открылась болезнь, уносящая ежедневно по три человека. Спрашивалось: сколько пассажиров прибыло в порт живыми?

Немного солнца в холодной воде – вот что такое наш отечественный черный юмор. Без него мы и дня не продышим. И не выживем при какой-нибудь очередной эпидемии.

Чертогонство в русской литературе

Главный чертогон в русской литературе – это, конечно, Гоголь. У него и черт всем чертям черт – с рогами, копытами, с веселой чертовской мордой и с хвостом бантиком. На таком прокатиться не то что до Петербурга, а хоть до Комсомольска-на-Амуре любой захочет.

У Пушкина черт лишь эпизодический, в сказке о попе и Балде – хороший черт, ничего не скажешь, и детки его приятные, но у Гоголя мне нравится больше.

В лесковском «Чертогоне», несмотря на название, черти мелкие, почти что не черти, а так – пара котов дворовых, колбасящихся друг с другом в церкви. В «Соборянах» черт оказывается вовсе не чертом, а местным побирушкой Данилкой, который с голоду куролесит в городе, нарядившись в шкуру животного и наводя на население ужас.

Черти ходят по русской литературе не то что стаями, толпами и колоннами, а, скорее, мелкими такими артелями или же и вовсе действуют в одиночку.

Кстати, первый усомнился в мифологичности образа русского черта умница Михаил Михайлович Пришвин. В одном из очерков 20-х годов, говоря о сквернословии с обязательным поминанием святого имени, «локализованном в известном кругу неразвитого народа», Пришвин пишет: «Зато уж черт в России равно у всех на устах, так что иногда приходит в голову, нет ли за этим словом какой-нибудь специфической русской реальности».

И тут же рассказывает о докладе представителя города Костромы товарища В. Смирнова на конференции по хозяйственной организации Центрально-промышленного района, проходившей в Москве в 1924 году. Товарищ из Костромы сообщил присутствующим на конференции слушателям, что в близкой от них Ярославской губернии некий житель, записавшийся в коммунисты, изрубил по этому случаю в избе все иконы, побросав их после этого в печь. А ровно через три дня жена ему родила ребенка, но не простого, а целиком мохнатого. Они его отнесли в лес, чтобы оставить на съедение дикому зверю, но когда вернулись в избу, обнаружили, что мохнатое дитятко сидит себе спокойно на лавке и смеется им нахально в лицо. Тогда они решили отдать мохнатого младенца соседям, но те почему-то не согласились. Хорошо, вовремя узнало начальство, черта пришли и арестовали, а так неизвестно, чем бы эта история завершилась.

Конечно, и в других отдаленных странах Запада и Востока есть чертоподобные существа, объекты местной национальной гордости. Вот, например, один из героев «Путешествия на Запад», романа классика китайской литературы писателя У Чэнъэня, хвастливо перечисляет свои личные достоинства:

Один лишь я не владею никакими особыми чарами. Не могу ничем похвастаться, кроме того, что умею ловить и вязать бесов и оборотней, хватать разбойников и настигать беглецов. Могу также укрощать тигров и покорять драконов, умею пробивать пинком ноги колодцы в небе, кое-что смыслю и в том, как возмущать море и поворачивать вспять реки. О том же, как летать на облаках и туманах, вызывать дождь и ветер, менять расположение звезд, переносить горы и гонять по небу луну, даже не стоит и говорить, – для меня это сущие пустяки.

Это впечатляет, слов нет, и все же наши русские черти как-то ближе, милее, правильнее, у них и шерстка кучерявей и шелковей, и копытца стучат позвонче, хотя, конечно, по части тигров или там пробивания колодцев в небе – в этом они иностранной нечистой силе вряд ли будут соперниками. Хотя кто знает, времена-то меняются – глядишь, и наши когда-нибудь перегонят обуржуазившийся Китай.

Честертон Г. К

1. За что я люблю Честертона? Да хотя бы за удивительные обстоятельства его появления на свет:

Парили рыбы в вышине,
На дубе зрел ранет,
Когда при огненной луне
Явился я на свет.

Или за его понимание дружбы:

Мы были не разлей вода,
Два друга – я и он,
Одну сигару мы вдвоем
Курили с двух сторон.

Одну лелеяли мечту,

В два размышляя лба;
Все было общее у нас —
И шляпа, и судьба.