Территория Левиафана

– Потому что такие знания не принесут ни ей, ни команде какой-либо пользы. Они лишь навредят неврастеникам вроде Ноэль Толедо. В принципе, заявление о том, что дальняя миссия – наказание за нашу самодеятельность, достаточно правдоподобно. Пусть все так и остается.

Альда неохотно кивнула. Не то чтобы она опасалась Триана и готова была подчиниться ему во всем, от этого она была далека, да и обманывать капитана ей не хотелось. Но она не была уверена, что ее откровения никому не навредят. Она решила, что на сей раз позволит легионеру устанавливать правила.

Ну а будущее покажет, ошиблась она или нет.

* * *

Ребенок умирал, в этом сомневаться не приходилось. Хрупкое синюшное тельце изогнулось на больничной койке, глаза закатились, воздух покидал легкие с тяжелым хрипом. Это был не первый приступ, но пока самый тяжелый. Да иначе и быть не могло! Оуден давно понял, что состояние девочки ухудшается, он просто не хотел в это верить.

Он сделал для нее все, что мог. Другой врач, возможно, сразу сказал бы родителям, что надеяться не на что, и отослал бы их домой. Но не он… Он не поступил бы так ни с одной пациенткой, а со своей племянницей – тем более.

Ей дали отдельную палату, где с ней постоянно оставалась мать. Девочку поддерживали питательными растворами, ей сделали укол обезболивающего, но в глубине души Оуден понимал, что он тушит грандиозный пожар, дуя на него через соломинку. С самого рождения этого ребенка было ясно, что дойдет именно до такого финала. Но как это принять, как сказать родителям? Поэтому Оуден вместе со всей семьей помалкивал и надеялся на чудо.

Однако чудо не произошло. Девочка не прожила на свете и семи лет, а в больницу попадала уже третий раз. Возможно, в последний…

Очередная судорога отступила, девочка расслабилась, и на миг Оудену показалось, что это – всё. Предел, конец ее страданиям. Но нет, детский организм упрямо держался за жизнь, впалая грудь двигалась в мерном хриплом дыхании. Она просто потеряла сознание, но смерть отступила… пока отступила.

Убедившись, что девочку больше не нужно держать, ее мать повернула к Оудену злое заплаканное лицо.

– Ты же врач! – прошипела она. – Сделай что-нибудь!

– Я и так делаю… – попытался оправдаться он, но Беттали, как всегда, перебила его.

– Ты мало делаешь! Посмотри на нее! Ей же больно, ей плохо… Она страдает! Ты ее дядя, ты обязан!..

Он многое мог бы сказать ей и о многом напомнить, и все же Оуден промолчал, хотя это стоило ему немалых усилий. С Беттали бесполезно разговаривать. Если она не слушала его в лучшие времена, то теперь и подавно не послушает. Она – мать, перед которой умирает ее дитя, нет смысла уповать на ее благоразумие.

– Останься с ней, – велел Оуден. – Мне нужно поговорить с Джованной.

– Да! Поговори с ней! Нам нужно лекарство!

– Сиди здесь, Бет. Если я узнаю, что ты покидала палату, вы с малышкой сегодня же отправитесь домой. Ты знаешь, к чему это приведет.

Беттали снова злобно зыркнула на него, но все же замолчала. Горько по-своему… Оуден уже сейчас знал, что даже если ему удастся спасти девочку, благодарности он не получит. Только упреки за то, что не сделал это достаточно быстро и с улыбкой на лице.

Но сначала нужно спасти ее, а это очень непросто…

Оставив палату племянницы, он поспешил наверх, туда, где располагался кабинет главного врача колонии. Джованна не ожидала его прихода, но согласилась принять. По ее взгляду сразу было понятно: она догадывалась, о чем он попросит.

И соглашаться она не собиралась.

– Ей нужно лекарство, – просто сказал Оуден. Он не видел смысла придумывать какую-то новую причину, ситуация и так была на виду.

– Нет.

Собственно, вот этого ответа он и ожидал. Слово «Нет» давно уже было между ними, оно висело в воздухе зловещей тенью с того дня, как он положил свою племянницу в больницу. Оуден не начал разговор раньше как раз по этой причине: пока смертный приговор не прозвучал, еще можно наивно верить, что существуют и другие варианты.

Но вот безжалостное слово разрезало воздух, а отступать Оуден все равно не хотел.

– Я бы не просил, если бы это не было важно. Но ей всего шесть лет!

– Даже не начинай, – прервала Джованна. – Не нужно давить на жалость, рассказывать, сколько ей лет, что она любит и какая она милая девочка. Решения в колонии принимаются не так.

В этом она была права… Лекарства всегда было мало, а сейчас – особенно. Насколько было известно Оудену, при последней вылазке за сырьем на меров напали. Они понесли серьезные потери, а добыли даже меньше, чем обычно.

Поэтому для распределения оставшегося лекарства был введен особый протокол, и маленькая девочка в него никак не вписывалась.

– Ты же знаешь, что лекарство полагается только взрослым, – холодно указала Джованна.

Нельзя сказать, что дети были совсем уж не важны для колонии. Очень важны! Дети – будущее, как ни крути. Но только здоровые дети. Младенцев в последние годы рождалось достаточно много, даже больше, чем требовалось для существования колонии. При этом ни места, ни еды больше не становилось.