Территория милосердия (СИ)

   - У нас говорят, эта форма - она цветом, как помёт, - сказала Назик однажды, много дней спустя, без какой-либо причины. Хиба кивнула, она понимала, что Назик всё это время обдумывала, как объяснить своё поведение - и извиниться, не извиняясь. Они часто играли в разные игры в ментотрансляторном кафе, а однажды даже совершили совместный намаз. Одна из девочек, её звали Фатиха, вдруг извлекла лист нановолоконной бумаги с отпечатанным на арабском текстом молитвы и предложила помолиться. Все охотно согласились; никто толком не знал, как и что нужно делать, но, повторяя за остальными слова и движения, Хиба заметила, что кое-кто - и, конечно, в первую очередь, Назик - только делает вид, что молится впервые, а на самом деле всё хорошо ими заучено. Наверняка, они занимались этим не впервые, возможно, даже, что молились раньше втайне от Хибы. Это было неприятное ощущение - вновь оказаться человеком второго сорта, на сей раз - среди "своих", среди арабов.

   - Аллах велик! - повторила Хиба за всеми.

   В ментотрансляторном кафе были и мальчики, даже парни - молодые мужчины, успевшие отрастить бороду. Они курили гашиш и глотали таблетки какого-то наркотика, именуемого "психо". Один из них, явно пользовавшийся уважением товарищей, представился Умаром. Ему было пятнадцать, на два года больше, чем Хибе. Как оказалось, Назик, Фатиха и остальные девочки отлично знали его - Хиба почувствовала приступ жгучей ревности, глядя, как он источает им комплименты и выслушивает ответные подначки.

   - А это кто? - спросил он вдруг жёстко. Взгляды присутствующих обратились к Хибе, которая ощутила себя словно нагой в своей школьной униформе. Отсутствие нашивки с крестом, пусть и не положенной ей по возрасту - но она-то знала наверняка, что никогда такой не получит! - жгло её плечо, словно калёное железо. И, как назло, именно она превращается в изгоя уже в кругу арабов - опять-таки потому, что на ней эта форма.

   - Это - Хиба, - сказала Назик, чуть скривившись. - В общем, она нормальная.

   Умар одарил Хибу ледяным взглядом, который, словно рентген, пронизывал её насквозь. Казалось, он читает её мысли - а может, просто пытается поджечь, используя некое заклинание. Девчонки, с которыми она общалась, верили в то, что такое возможно. И Назик! Как коварно она произнесла это слово "нормальная" - ни один человек, имеющий каплю достоинства, после этого не стал бы водиться с Хибой. О, это был наиболее удачный момент для мести! Хиба почувствовала, что краснеет. Внезапно ей захотелось убежать домой, к Герхарду, и рассказать ему всё.

   Совладав с собой, Хиба сжала губы и улыбнулась. Эта улыбка, пусть и вымученная, вернула ей самообладание. Умар ещё раз посмотрел на неё своим обжигающим взглядом, повторно вогнав Хибу в краску, а потом кивнул и начал о чём-то шептаться с Назик. Та выслушала его и, улыбнувшись, сказала подругам, что им пора. Хиба была немногословна, пока они шли домой, в свой квартал, в то время как остальные девочки оживлённо обсуждали парней - и, особенно, Умара.

   - Хиба, да ты словно не в себе, - подошла к ней Назик. - Уж не влюбилась ли случайно?

   Кто-то рассмеялся, и вскоре вся компания подхватила этот смех. Прохожие удивлённо озирались, когда они проходили мимо.

   - Хиба влюбилась в Умара! - кривлялись девчонки. Хиба, побледнев, одёрнула форменный жакет и ускорила шаг. Не говоря ни слова, она оттолкнула Назик, чей широкий рот от смеха казался просто огромным, и побежала. Никто её не преследовал; вскоре она исчезла в вечернем сумраке, оставив подружек судачить о её странном поведении.

  6

   Янек Дворак был стеснительным мальчиком. Он родился вне брака и рос без отца, поэтому в школе ему приходилось несладко, хотя Тош и покровительствовал ему. Сам Тош был разведённым, и неоднократно посещал Ханну Дворак по вечерам; порой Янеку приходилось выходить погулять - на его лицевом счету в это время появлялись деньги, достаточные для того, чтобы посетить ментотрансляторное кафе. Янек очень стеснялся всякий раз, когда Тош обращался к нему; в таком же тоскливом, как у его матери, взгляде читалась надежда на то, что командор раскроет мальчику самую сокровенную тайну и назовётся его отцом. Тош в таких случаях улыбался, стараясь не травмировать ребёнка без нужды; имя настоящего отца, высокопоставленного чиновника из Рима, было ему известно, это подтверждали и результаты генетической экспертизы, разумеется, неофициальной.

   Янеку недавно исполнилось тринадцать; он был лишь на четыре месяца младше Хибы, и Тош рассчитывал на то, что они станут друзьями. Тош ещё раз критично посмотрел на Янека: плоское лицо с круглыми, чуть навыкате, голубыми глазами, укрытое шапкой соломенных волос; угловатые плечи. Янек был среднего роста, да и все его результаты в школе были достаточно средними; казалось, ему суждено было достичь совершеннолетия, занять незначительную должность в Красном Кресте и прозябать на ней остаток своей жизни.