Территория сердца

Его голос был усталым, но в нем звучало нечто большее, чем просто желание завершить рабочие моменты. Я замерла на секунду, не зная, как реагировать, но затем осторожно опустилась на стул напротив его стола.

— Мышонок, я на многое могу закрыть глаза, многое простить, тем более, когда вижу, что ошибки происходят не по глупости, а по неопытности. Но скажи мне, можно простить войну в собственной приемной?

Его голос оставался спокойным, но в нём уже сквозило что-то острое, почти как упрёк, заставляя меня напрячься. Я понимала, что момент пришёл, и что в этот раз не выйдет избежать разговора о вчерашнем инциденте. Он ждал ответа, и молчание только усугубляло ситуацию. С другой стороны, я понятия не имела, как преподнесла эту ситуацию Елена. У нее в этом было явное преимущество.

Ох и чесался у меня язык высказать ему все, что я думаю. Не я начала войну, не я допустила хамства и оскорблений, не я опустилась до упреков и обвинений. В конце концов не я позволила своему любовнику считать, что весь мир вращается вокруг него… нее, в данном случае.

И вдруг отчетливо поняла, что не стану ничего этого говорить. Но и оправдываться не стану.

— Мне жаль, Александр Юрьевич, что случилось, то случилось. В ссоре всегда виновны двое. Решение за вами.

— Это все, что ты скажешь? — его голос снова прозвучал устало.

— А что вы хотите? Оправданий? Обвинений? Жалоб? Это не будет.

— Мне не нужны оправдания или обвинения, — заметил он. — Мне нужно, чтобы ты поняла: всё, что происходит здесь, в офисе, отражается на всей компании. Ты сказала, что в ссоре виновны двое, но… конфликты разрушают не только людей, но и процесс работы. И от этого страдают все.

Он вздохнул и откинулся назад, явно уставший от всего происходящего.

— Я устал от того, что мне приходится разбираться в личных конфликтах, когда есть более важные дела. У нас была сделка с «Транснефтью», которую мы чуть не упустили из-за ваших разборок, — его голос стал тише, но острее. — Я хочу, чтобы ты поняла: работа превыше всего.

— Правда? — я не удержалась от фырканья. А после поднялась. — Я вас поняла, Александр Юрьевич, — голос мой звучал холодно и отстраненно. — Прошу прощения. Только вот и вы меня услышьте: с 9 до 18 я вся ваша, а дальше…. Мое личное время. Если уж вы перешли на этот уровень обвинений, то может выдадите мне строгую должностную инструкцию по моей работе? Потому что та, которая есть, вас явно не устраивает. Я не получаю дивидендов, Александр Юрьевич, я получаю лишь…. Геморрой. Простите за сравнение, но мой рабочий день еще не начался.

Александр Юрьевич резко поднял голову, его глаза сузились от моего тона. В комнате повисла напряжённая тишина, и я почувствовала, как между нами словно выросла невидимая стена.

— Ты хочешь должностную инструкцию? — спросил он ледяным голосом. — Ты считаешь, что я пытаюсь заставить тебя работать сверх нормы или не уважаю твоё личное время?

— Я считаю, что вы обвиняете меня в том, что я не обязана контролировать, — сказала я, не собираясь отступать. — Да, работа важна, но если ваша команда не может справиться с внутренними конфликтами без вашего вмешательства, может, стоит пересмотреть подходы? Не стоит перекладывать ответственность за провал на секретаря-референта, который не ведёт переговоры с «Транснефтью».

Я понимала, что меня снова несет, но молчать не могла.

— Я пришла в этот офис, чтобы работать. Не быть жертвой в вашей борьбе, не участвовать в личных войнах, а выполнять свою работу. И я выполняю её на все сто процентов. Но если вы хотите, чтобы я была здесь круглосуточно и взяла на себя все чужие ошибки, то это уже другая история. Может, вам нужен не секретарь, а кто-то другой?

Он тоже встал с кресла.

— Тогда скажи мне, что произошло вчера? Расскажи свою версию конфликта?

Я смотрела прямо в его глаза.

— Нет. Не стану. Потому что говорить за спинами других людей, обвинять их, жаловаться — подло!

Александр Юрьевич стоял напротив меня, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах появился опасный блеск. Мы смотрели друг на друга, словно противники на ринге, ожидая, кто сделает первый шаг.

— Ты не хочешь рассказать, что произошло, потому что считаешь это подлостью? — его голос был тихим, почти шипящим. — Или потому что знаешь, что в этой истории есть что-то, чего я не знаю?

Я плотно сжала зубы, не желая ничего говорить. Не могла же я сказать, что причиной вчерашних разборок был он сам.

Моя молчаливая реакция явно не понравилась Александру Юрьевичу. Его взгляд стал тяжелее, словно он пытался проникнуть в мои мысли, понять, что я скрываю.

— Так значит, дело во мне? — произнёс он, его голос был тихим, но напряжённым, как струна, а пальцы отбивали дробь по поверхности деревянного стола. — Это из-за меня началась вчерашняя ссора?

— Нет…. — я опустила глаза, — не совсем…. — не буду я говорить правду. — Скорее из-за того, что…. Елена считает, что я не справлюсь с тем, что мне поручают, — зачем я ее сейчас выгораживаю? На кой хрен?