Территория везучих

– Мой отец был алкоголиком. Его регулярно кодировали, и он с такой же регулярностью срывался. При этом сам он говорил, что пить ему в такие моменты не в радость, водка становится невкусной, вызывает омерзение, но он способен перебарывать себя, пить ее через силу. Меня очень настойчиво попросили принять участие в мероприятии, которым командует Наган. Согласившись, я был вынужден в том числе согласиться на одну внешне безобидную процедуру. Есть такое умение, его носитель как бы кодирует пациента, прививая его психике невозможность причинить вред определенным людям. Действует не навсегда, но пока не вышел срок, считается, что ты даже чихнуть в их сторону не способен. При моей неоднозначной репутации неудивительно, что даже некоторые наниматели вынуждены подстраховываться. Таким образом, Скат и Султан верили, что с моей стороны им ничего не угрожает. Но они ошибались, я сын своего отца и тоже умею переступать через себя. Не могу сказать, что мне это нравится, но «невкусную водку» местного разлива перетерпеть могу. Благодарить тебя за Ската и Султана не буду, ты был заинтересован в их смерти не меньше меня. Просто ты должен знать, почему я не стал этим заниматься лично. У меня была альтернатива, не сопряженная с неудобствами, и я ею воспользовался. Ролик, поправь брезент, чтобы кровь прикрывал.

– Она еще дальше растечется.

– Поправь так, чтобы не растекалась. Пожалуйста, Ролик, – последнюю фразу Гробовщик произнес с нехорошим нажимом.

– Да не вопрос, Гроб, сделаем.

– Сделай. Хорошо сделай. А то неудобно перед людьми. Ладно, не буду тебя отвлекать, действуй. А к тебе у меня есть разговор.

Ни к кому не обращается, но понимать, кого имеет в виду, несложно.

– Раз надо, значит, поговорим, – сказал Карат, изо всех сил пытаясь въехать в ситуацию.

Такое впечатление, будто он бездарный актер, напрочь позабывший или даже вообще не учивший роль. Все вокруг бегают, что-то делают, реплики свои говорят, трюки исполняют, а он посреди всего этого бездарно импровизирует, тщетно силясь понять, какие черти занесли его на съемочную площадку и что им от него надо.

Да он даже понятия не имеет, что за фильм здесь снимают, не говоря уже о большем.

Кот, забежав в дверной проем и не подарив Карату ни одного, пусть даже самого презрительного взгляда, начал с интересом принюхиваться к разбросанной по грязному полу лапше.

Заскочившая следом Диана порадовала больше – запрыгнула на шею и, не обращая внимания на дурной запах и мрачность обстановки, рассмеялась с искренней радостью ребенка лет пяти.

Карат, продолжая тщетно силиться умом понять происходящее, родил очевидный вопрос:

– А где Шуст?

– Отстал немного. Ковыляет за мной, ему трудно, он один костыль потерял.

– Я в курсе насчет потерянного костыля…

– Кто тебе сказал? – удивилась девочка.

– Ска… Да ладно, это уже не важно.

Шуст, появившись на пороге, самым мрачным голосом заявил:

– Карат, ничего у меня не спрашивай, но я с тобой потом поговорю. Позже. Накопилось у меня. Много чего накопилось. Я к тому, что тот день, когда мы с тобой повстречались, был плохим днем. Ладно, все потом, готовься к разговору, не до тебя пока.

Гробовщик, не оборачиваясь, произнес:

– Ты провел ее так, как я сказал?

– Само собой, мы с другой стороны зашли. Я и без тебя знаю, что детям смотреть на то, что остается после выходок Карата, нельзя. Да и взрослым, кстати, тоже.

– Вообще-то управляемый мертвяк с бомбой – твоя идея, – беззаботно произнесла Диана, завороженно косясь на брезент, из-под которого показалась предательская струйка крови.

– А кто его направил прямиком к этому дому? Я, что ли? Да хрен вам, я такой чертовщиной заниматься не умею, не надо все на Шуста вешать.

С этими словами товарищ, отчаянно ковыляя, подошел к пулемету и начал ощупывать его с таким видом, будто собрался покупать.

Гробовщик, все так же продолжая стоять у окна, безучастно произнес:

– Кислый, поднимись.

Глаза толстяка моментально налились смыслом жизни и забегали, будто у пойманного с поличным совсем уж ничтожного воришки. Голосом плаксиво-противным, чуть слезы не пуская, он протянул:

– Гроб, я лучше полежу. Нельзя мне вставать, у меня что-то со спиной, стукнулся сильно ею, и еще в колене что-то хрустнуло.

– Встал!

– А, ну ладно, понял, встаю, конечно, раз надо, – подчеркнуто охотно согласился Кислый, неуклюже пытаясь вскочить на ноги.

– Сядь в угол. К сектанту. На ящик сядь.

– Слушай, Гроб, а можно я схожу вниз, к котловану. Мне бы вымыться.

– Насчет этого не волнуйся, о гигиене тебе сейчас надо беспокоиться в последнюю очередь.

– Ну это да, вот только… – Толстяк покосился на Диану непередаваемым взглядом и сбавил голос почти до шепота: – Понимаешь, желудок у меня слабый, ну и кишечник тоже. Я даже таблетки принимаю, могу показать, у меня с собой они. А тут взрыв, контузило меня. В общем… Гроб, ну давай я схожу к котловану. Я пулей, туда и обратно.

– Я сказал, сядь.

– Ладно-ладно, сажусь уже, как скажешь, с этим можно и потом разобраться.

– А ты уверен, что у тебя будет это «потом»? Я вот нет…

– Ну, Гроб, ну ты чего…