Территория войны

Я гнал по полупустым воскресным московским улицам и с удовольствием слушал густой рык движка у себя под коленями. Это было единственное время, когда можно прокатиться себе в удовольствие по городу, не изнывая в бесконечных пробках. Еще я люблю выезжать за час до рассвета, в светлую летнюю ночь, когда весь город с его пустым асфальтом – твой.

В наушниках под шлемом пискнул зуммер, я снял руку с руля, вытянул микрофон и нажал кнопку за пазухой. Чтобы пользоваться обычным мобильником на мотоцикле, нужны длинные провода и сноровка. Все провода я приспособил сам. Конечно, есть что-то и посовременнее, но обхожусь пока этим.

– Это ты, Николаша? Приветик, это Клава, помнишь меня?

– Привет, Клава, что новенького?

– Гудит что-то.

– Это мотор гудит, все нормально. Я тебя слушаю.

– Это, как его... мы тут сидим втроем... ну, как тогда в больнице, навещаем его. Это... ну, ты сам сказал, позвонить, если что...

– Да, да, говори, Клава! – Я не снижал скорости.

– Я про письма – помнишь, звонила? С пустышками внутри.

– Ну, ну, помню, интересно.

– Ага! Так это... кладовщице нашей, у нее тоже две акции, так ей конверт с нормальным письмом пришел. На собрание акционеров, внеочередное и очень срочное, приглашают. Представляешь, Николаша, из всех нас – ее одну. Это как понимать?

– Когда собрание?

– Сегодня, в шесть часов. Ты скажи, может, и нам всем пойти, кому пустышки в письмах пришли? Устроить им веселую жизнь?

– Где собрание?

– В воинской части какой-то, там и номер указан.

– Отчего же не пойти. Только вас не впустят.

– Как не впустят?

– Там солдат с автоматом стоять будет – вот как. Не зря они воинскую часть выбрали. Адрес знаешь?

В наушниках послышалась возня, нетрезвые вопросы, шуршание. Вспомнили только улицу, но этого было достаточно.

– Жалко только, Серега еще рот плохо открывает, а то бы устроили им... Ты точно знаешь, что не впустят?

– Точно. Спасибо, Клава, если будет время, заскочу туда, погляжу. Привет болезному.

– Эй, эй, стой... еще не все! Серега еще что-то хочет сам... Ты слышишь?

Опять в наушниках возня, пьяный говор...

– Здорово, боксер!

– Привет, Серега! Ну, рот теперь открывается?

– Пока хреново. Слухай, боксер, что я тебе хотел сказать-то... Тут ко мне одна дамочка в больницу подвалила, с бумагами всякими. Подпиши, говорит. Бутылку выставила, денег дала. В пятницу это было, после поминок. Я голову с похмелюги поправил этой бутылкой.

– Что подписывал? Не тяни – я на мотоцикле.

– А! Ну, да... так она мне сначала лепила, мол, ты пострадавший, тебя незаконно уволили с завода, и все такое... Все путем, в общем, я не возражал, раз потерпевший. Потом про акции эти говорила, что подписи на протоколах туфта, собрание липовое, и обязаны были мне, как акционеру, все бумаги представить, а они избили, и свидетели есть... Все так складно лепила, и я со всем согласился.

– Куда бумаги?

– В суд. Я их все подписал. И денег мне еще дала, мы на них до сих пор вчетвером лечимся. Только я того, боксер, что-то сумлеваться потом стал... Еще она все лепила о профкоме на нашем заводе, мол, защищают они всех, а я на заводе ее и не видал никогда, а о профкоме все забыли давно.

– Одна приезжала?

– Не, с ней еще один был, здоровый такой, с татуировкой во всю клешню, его рожа мне точно не понравилась. Скажи, боксер, может, это подстава какая?

– Пообещала чего?

– Ага, денег даст и на работе восстановит...

– Худая такая? Востроносая?

– Ага, страшнее тюрьмы. Знаешь?

– Видал. Нехорошая. Они тебя и били, одна шайка.

– Чего мне делать-то теперь, скажи? Вишь, я как почувствовал, стал сумлеваться...

– Да ничего не делать, Серега. Подписал – и подписал. Суд теперь будет. Да уж и был, наверное. Но больше ты их не увидишь. И денег тоже.

– А работа?

– И работу не увидишь. Допивай, что осталось и выздоравливай. И не сомневайся больше.

– Обрадовал ты меня... Ладно, а может, заедешь? Посидим, как тогда, все путем...

– Не получится, Серега.

– Ты уже с утра верхом? Ну, даешь, боксер! Не споткнись где – вишь, они все какие крутые.

– Постараюсь. Ну, все, отбой, выздоравливай.

Я щелкнул кнопкой телефона за пазухой и отвернул правой ручкой побольше газа в цилиндры.

21. Яхта

Вскоре мне открылись в сиянии солнечного летнего дня водные московские просторы. Я взмыл на мост через канал, и справа от меня, как океанская бухта, заблестело Пироговское водохранилище. Десятки белых парусов скользили по сверкающей глади: туда – сюда, от берега к берегу, уплыть отсюда, кроме как через нудные шлюзы по каналу в Волгу, они никуда не могли. Я сбавил ход и поискал глазами белые посудины покрупнее: их не было. Но все-таки они где-то тут стояли, неделями дожидаясь дальнего плавания, неподалеку от шикарных яхт-клубов. Я свернул с главной трассы и зарокотал по направлению к станции «Водники».