– Мою бабушку Александра Ивановна звали. Баба Шура, если ты помнишь. А я, когда в первый раз к ней приехал, вызвал интерес у местных сплетниц и они из уст в уста передавали информацию, что Шуркин внук приехал. Совсем скоро это прозвище, «Шуркин», закрепилось и среди ровесников, а потом и вовсе сроднилось. Мне было, по сути, всё равно. Скоро меня и самого Шурой звать стали. В какой-то период я даже видел в это что-то забавное… – Губы скривил, прикидывая, плечами пожал. – Я понял, что это ты, – на карточку в руках кивнул, – в тот день, когда сделал предложение выйти замуж. И слова твои последние помнил. Ты, может, и сама их забыла… – Усмехнулся. – Девяносто процентов своих поступков человек совершает из страха. Неважно, какого именно. Важен сам смысл. Тогда я этих слов не понял. Не дорос, видимо, а вот потом прочувствовал. И то, что имя чужое, что возраст разнится – всё знал. И даже то, что неправду говоришь, я знал, дорогая Анечка. – На корточки перед ней присел, взглядом что-то внушить пытаясь. – И то, что не с целью обмануть это делаешь, я понял. А с целью себя защитить, Алису. Это я тоже понимал и готов был принять. На всё глаза закрыл. На то, что прежде вызывало отвращение, и на ложь. Твою ложь, Анют. И что Пашку именно ты убила, я сразу понял. Как увидел тебя, так и понял, как хочешь назови… чуйка, интуиция, опыт… Но я смог понять, что между вами происходило что-то, в чём нет места для меня и отступил. Потому что ты мне была нужна, отступил. Мне даже казалось, что и я тебе был нужен. – Глаза закрыл, в один миг сбившееся дыхание выровнять пытаясь. – Наверно, в какой-то момент действительно нужен был. – Проговорил со сдавленным смехом. – Но разве это повод ломать комедию сейчас, когда всё встало на свои места? Ведь не повод, правда?
Черты его лица приобрели странную мягкость и это его понимание… Не нужно оно сейчас! И тогда не было нужно, а сейчас особенно! Вот только сказать об этом снова не смогла… Слова комом в глотке застряли! Руками за него уцепиться пыталась, а Амелин руки Анины за запястья перехватил и от себя отстранил, головой отрицательно качнул, попытку повторить не позволяя.
– Мы поговорим с тобой, Ань. Обязательно поговорим. – Кивнул, с собственными словами соглашаясь. Медленно встал. Отошёл в сторону, а потом и вовсе к дверям. – Поговорим, только не сейчас. Сейчас остыть нужно. И мне, и тебе. – Оглянулся, веки опустил, и с какой-то непонятной гримасой боли на лице вышел, оставляя её одну.
Спустя несколько секунд, Аня услышала рёв заведённого мотора. То, с каким ржавым скрипом открываются ворота, как звук выпрыгивающей из-под колёс щебёнки удалялся, пока не исчез вовсе. Только тогда она глубоко вздохнула. Плечи расправила, вокруг себя осмотрелась, будто не понимая, где находится. Плавным движением кистей ладони к волосам приблизила и легко их разгладила, подбородок выше задрала. Взгляд задержался на обручальном кольце, что украшало безымянный палец. Осторожно коснувшись его пробным движением, Аня последний раз полюбовалась на ненужный теперь атрибут. Кольцо из жёлтого золота, с тремя бриллиантами по центру. Три брата. Три судьбы. Посмотрела на него и сняла, осторожно на стол бросила. Плавно со стула поднялась и, закрыв все окна, проверив двери, из дома вышла, не оглядываясь.
Дорога домой была такой же спокойной, размеренной. Аня вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь.
– О, а я тебя и не ждала. – На шум из комнаты вышла улыбающаяся Лиза. – Как сюрприз? – Поиграла бровями.
– Удался. – Задумавшись, согласно кивнула Аня и направилась в спальню. – Ты не беспокой меня сегодня, хорошо? – Дождалась отклика во взгляде девушки и только тогда, осторожно улыбаясь, ушла, замкнув дверь комнаты на ключ.
Тогда уже к двери припала, понимая, что не видит перед собой ничего. Что и дороги до дома не видела – чисто механические движения, выполняемые на автомате. А сейчас дышит и надышаться не может, потому что воздуха не хватает и грудь будто тисками сдавило с боков. В затуманенном сознании сделала несколько неуверенных шагов до кровати и рухнула на неё без сил. Рухнула, слезами давясь, с истерикой не справляясь. Выла в подушку, собственный крик заглушая. Выла и чувствовала, как её выгибает и ломает, будто бесы выходят. Так, что все мышцы разом судорогой сводит и от боли перед глазами чернота превращается в какой-то багровый всплеск.