Террор

Крозье с великим изумлением осознал, что она – впервые за все время – мысленно обратилась к нему на английском. Она либо погружалась в его сны глубже, чем он предполагал, либо была очень внимательна во время своего пребывания на этом самом корабле. Они впервые общались посредством слов в бодрствующем состоянии.

«Это? – мысленно ответил он. – Да».

Дурное место. Населенное воспоминаниями, точно пропитанное смрадным запахом.

Чтобы разрядить нервное напряжение, он повел Безмолвную дальше, указал рукой в сторону носа и послал ей образ канатного ящика в трюмной палубе.

«Я ждала там тебя», – мысленно ответила она. Слова прозвучали так отчетливо, словно она громко произнесла их вслух в темноте – разве только ни один из детей не проснулся.

Крозье задрожал, взволнованный признанием.

Они поднялись по главному трапу в жилую палубу.

Здесь было гораздо светлее. Крозье осознал, что дневной свет – наконец-то – проникает сквозь престонские иллюминаторы, врезанные в верхнюю палубу. Заиндевевшие выпуклые стекла казались матовыми, но в кои-то веки не были ни засыпаны снегом, ни накрыты брезентом.

Жилая палуба казалась пустой: все подвесные койки аккуратно свернуты и убраны на место, обеденный стол висит под подволоком между бимсами, а матросские сундуки стоят вдоль стен. В центре носовой части кубрика темнела огромная холодная фрейзеровская плита.

Крозье попытался вспомнить, жив ли был мистер Диггл, когда его, капитана, выманили на лед и расстреляли. Впервые за долгое время он мысленно произнес это имя: мистер Диггл.

«Впервые за долгое время я думаю на своем языке».

Крозье невольно улыбнулся. «На своем языке». Если действительно существует богиня вроде Седны, которая правит миром, ее настоящее имя – Ирония Судьбы.

Безмолвная потянула его в сторону кормы.

Каюты и офицерские столовые, в которые они заглянули, были пустыми.

Крозье гадал, кто же все-таки добрался до «Террора» и поплыл на нем в южном направлении.

Дево со своими людьми из лагеря Спасения?

Он почти не сомневался, что мистер Дево и остальные двинулись дальше на юг в лодках.

Хикки со своими людьми?

Памятуя о докторе Гудсире, он надеялся, что так оно и есть, хотя и не верил в такую возможность. Помимо лейтенанта Ходжсона (а Крозье подозревал, что он прожил недолго в этой шайке головорезов), среди них едва ли был человек, способный управлять «Террором», а тем более отыскивать путь во льдах.

Таким образом, оставались три человека, которые покинули лагерь Спасения с намерением совершить пеший поход по суше, – Рубен Мейл, Роберт Синклер и Сэмюел Хани. Могли ли баковый старшина, фор-марсовый старшина и кузнец провести «Террор» по каналам во льдах почти на двести миль в южном направлении?

Крозье почувствовал головокружение и легкую тошноту, когда в памяти всплыли имена и лица мужчин. Он почти слышал их голоса. Он слышал их голоса.

Пухтоорак был прав: теперь здесь обитали пиификсааки – призраки, оставшиеся на корабле, чтобы преследовать живых.

На койке Френсиса Родона Мойры Крозье лежал труп.

Насколько они могли судить, обследовав в темноте среднюю и трюмную палубы, это был единственный труп на корабле.

«Почему он решил умереть в моей постели?» – недоумевал Крозье.

Мертвец был ростом с Крозье. По одежде установить личность покойного – он умер под одеялами в бушлате, вязаной шапке и шерстяных штанах, что казалось странным, поскольку плавание, по всей видимости, происходило летом, – не представлялось возможным. Крозье не имел ни малейшего желания обшаривать его карманы.

Голые кисти и шея мужчины побурели, высохли и сморщились, но именно при виде лица Крозье пожалел, что престонские иллюминаторы так хорошо пропускают свет.

Глаза походили на коричневые стеклянные шарики. Растрепанные волосы и борода были такими длинными, что казалось вполне вероятным, что они продолжали расти еще много месяцев после смерти мужчины. Губы усохли и из-за сокращения лицевых мышц растянулись в ужасном оскале, обнажив зубы и десны.

Именно зубы производили самое жуткое впечатление. Передние зубы, не выпавшие от цинги, были желтыми, очень широкими и невероятно длинными – три дюйма, самое малое, – словно они продолжали расти, как на протяжении всей жизни растут резцы у кролика или крысы, пока не загибаются и не вонзаются в собственное горло животного, если их постоянно не стачивать обо что-нибудь твердое.

Зубы мертвеца были поистине невероятными, но Крозье все смотрел на них в сером сумеречном свете, проникавшем сквозь иллюминатор в подволоке своей бывшей каюты. Это, осознал он, не первая невероятная вещь, которую он увидел или пережил за последние несколько лет. И вполне возможно, не последняя.

«Пойдем», – знаком сказал он Безмолвной. Он не хотел посылать мысли здесь, где все вещи слушали и слышали.

Крозье пришлось воспользоваться пожарным топором, чтобы вскрыть задраенный и заколоченный главный люк. Не задаваясь вопросом, кто задраил люк и зачем – или задраил ли его столь прочно человек, чей труп сейчас лежал в каюте внизу, – он отбросил топор в сторону, выбрался на верхнюю палубу и помог Безмолвной подняться по трапу.