Террор

– Две недели. Мы даже пытались пришвартовать «Фьюри» к айсбергу, но чертов конец лопнул. Потом Хоппнер пытался приподнять корабль, чтобы добраться до киля, – то же самое хотел сделать сэр Джон с вашим «Эребусом», – но снежная буря положила конец этим попыткам, и возникла опасность, что под напором льдов оба корабля вынесет на подветренный берег мыса. Наконец матросы стали просто падать прямо у помп – обезумевшие от усталости, они уже не понимали наших приказов, – и двадцать первого августа Парри приказал всем перейти на борт «Хеклы» и отвести корабль прочь, чтобы он не сел на мель, а бедный «Фьюри» вытолкнуло на берег несколькими айсбергами, которые крепко зажали его там, преграждая путь назад. У нас не было шансов вытащить «Фьюри» на буксире. Мы видели, как корабль раздавило льдами, точно скорлупку. Мы с великим трудом вывели оттуда «Хеклу» – только благодаря тому, что все до единого люди день и ночь стояли у насосов и плотник работал круглые сутки, укрепляя и латая обшивку… Таким образом, мы и близко не подошли к проходу – даже не открыли никакой новой земли, собственно говоря, – и потеряли корабль. Хоппнера судили морским судом, а Парри считал подсудимым и себя тоже, поскольку Хоппнер все время находился у него в подчинении.

– Всех оправдали, – говорит Фицджеймс. – Даже похвалили, насколько я помню.

– Похвалили, но не повысили в звании, – говорит Крозье.

– Но вы все выжили.

– Да.

– Я хочу выжить в этой экспедиции, Френсис, – говорит Фицджеймс тихим, но твердым голосом.

Крозье кивает.

– Нам следовало поступить так, как в свое время поступил Парри: перебраться с «Эребуса» на борт «Террора» год назад и двинуться на восток в обход Кинг-Уильяма, – говорит Фицджеймс.

Теперь настает очередь Крозье удивленно вскинуть брови. Не потому, что Фицджеймс признает Кинг-Уильям островом, – санные отряды, ходившие на разведку позже летом, внесли окончательную ясность в данный вопрос, – а потому, что он признает: им следовало двинуться туда в прошлом мае, бросив корабль сэра Джона. Крозье знает, что для капитана любого флота – но особенно Военно-морского флота Великобритании – нет ничего страшнее, чем покинуть свой корабль. И хотя «Эребус» находился под общим командованием сэра Джона Франклина, настоящим капитаном всегда оставался командор Джеймс Фицджеймс.

– Теперь уже слишком поздно.

Крозье чувствует боль. Несколько переборок здесь наружные, а в подволоке имеются три патентованных престонских иллюминатора, так что в кают-компании холодно – ясно виден пар от дыхания, – но все же на шестьдесят или семьдесят градусов[6] теплее, чем было на льду, и постепенно отогревающиеся ноги Крозье, особенно пальцы ног, болезненно покалывает, словно сотнями зазубренных булавок и докрасна раскаленных иголок.

– Да, – соглашается Фицджеймс, – но вы поступили умно, отправив снаряжение и провиант на Кинг-Уильям в августе.

– Это немалая часть того, что еще потребуется перевезти туда, коли нам придется расположиться там лагерем, – резко говорит Крозье.

Он распорядился перевезти с кораблей и схоронить на берегу около двух тонн одежды, палаток, средств жизнеобеспечения и консервированных продуктов на случай, если вдруг возникнет необходимость спешно покинуть корабли зимой, но транспортировка грузов происходила до смешного медленно и в чрезвычайно опасных условиях. За несколько недель утомительных санных переходов на берег было доставлено всего лишь около тонны запасов – палатки, верхняя одежда, инструменты и консервированные продукты на несколько недель. И больше ничего.

– Это существо не позволило бы нам остаться там, – тихо добавляет он. – Мы все могли бы перебраться в палатки в сентябре – как вы помните, я распорядился расчистить площадку для двух дюжин больших палаток, – но на кораблях будет безопаснее, чем в лагере.

– Да, – говорит Фицджеймс.

– Если корабли выстоят до конца зимы.

– Да, – говорит Фицджеймс. – Вы слышали, Френсис, что некоторые матросы – на обоих кораблях – называют этого зверя Террором?

– Нет!

Крозье оскорблен. Он не желает, чтобы название его корабля использовали в таких гнусных целях, даже если люди шутят. Но он смотрит в зеленовато-карие глаза командора Джеймса Фицджеймса и понимает, что капитан совершенно серьезен, а значит, по всей видимости, и люди тоже.

– Террор, – медленно произносит Крозье и чувствует вкус желчи во рту.

– Они думают, что это не животное, – говорит Фицджеймс. – Они считают, что хитрость и коварство этого существа противоестественны… сверхъестественны… что там на льду, в темноте – демон.

Крозье чуть не сплевывает от отвращения.

– Демон, – презрительно повторяет он. – Это те самые моряки, которые верят в призраков, эльфов, ион, русалок и морских чудовищ.

– Я видел однажды, как вы скребли ногтями по мачте, чтобы вызвать ветер, – с улыбкой замечает Фицджеймс.

Крозье не отвечает.

– Вы прожили на свете достаточно долго и достаточно много путешествовали, чтобы не раз видеть вещи, о существовании которых никто прежде не знал, – добавляет Фицджеймс, явно пытаясь разрядить обстановку.