Террор

В следующий миг Макдональд попросил меня подойти. Девушка – то есть молодая женщина (я уже заметил, что особи женского пола в дикарских племенах достигают половой зрелости гораздо раньше, чем юные леди в цивилизованных обществах) – успела надеть свою широкую парку и штаны из тюленьей шкуры. Сам доктор Макдональд казался возбужденным, почти расстроенным, и, когда я осведомился, в чем дело, он знаком велел эскимоске открыть рот. Потом он поднял фонарь и выпуклое зеркальце, чтобы сфокусировать лучи света, и я увидел все своими глазами.

Язык у нее был ампутирован у корня. Оставшийся обрубок, как я увидел (и Макдональд согласился со мной), более или менее позволял девушке глотать и жевать почти всякую пищу, но, безусловно, внятное произнесение сложных звуков, если можно назвать эскимосский язык сложным в том или ином отношении, здесь абсолютно исключалось. Шрамы были старыми. Это случилось давно.

Признаюсь, я отшатнулся в ужасе. Кто мог сотворить такое с малым ребенком – и зачем? Однако, когда я употребил слово «ампутация», доктор Макдональд тихо поправил меня.

– Взгляните еще раз, доктор Гудсир, – прошептал он. – Это не аккуратная хирургическая ампутация, даже произведенная столь примитивным инструментом, как каменный нож. Язык у бедной девочки был откушен в раннем детстве – причем так близко к корню, что она никак не могла сделать это сама.

Я отступил на шаг от женщины.

– У нее есть еще какие-нибудь увечья? – спросил я, по старой привычке переходя на латынь.

Я читал о варварских обычаях, принятых на Черном континенте и у магометан, где женщины подвергаются жестокому обрезанию, пародирующему иудейский обряд.

– Нет, больше никаких, – ответил Макдональд.

По крайней мере теперь я понял причину внезапной бледности и явно шокового состояния сэра Джона, но, когда я спросил Макдональда, поделился ли он с нашим командиром данной информацией, врач ответил отрицательно. Сэр Джон просто вошел в закуток, увидел эскимосскую девушку без одежды и моментально удалился в некотором возбуждении. Затем Макдональд принялся сообщать мне о результатах своего беглого осмотра нашей пленницы, или гостьи, но нас прервал врач Стенли.

В первый момент я решил, что эскимос умер, но оказалось, дело в другом. Явился матрос, вызывающий меня явиться к сэру Джону и другим капитанам для доклада.

Я понял, что сэр Джон, командор Фицджеймс и капитан Крозье остались разочарованными моим докладом об известных мне обстоятельствах смерти лейтенанта Гора, но, хотя в любое другое время это расстроило бы меня, сегодня – вероятно, в силу моей смертельной усталости и психологических перемен, произошедших со мной за время похода отряда лейтенанта Гора, – разочарование моих начальников никак на меня не подействовало.

Сначала я снова доложил о состоянии умирающего эскимоса и сообщил о загадочном факте отсутствия языка у девушки. Трое капитанов обменялись между собой приглушенными репликами по данному поводу, но вопросы последовали от одного только капитана Крозье:

– Вы знаете, зачем такое могли сделать с ней, доктор Гудсир?

– Не имею понятия, сэр.

– Возможно ли, что это сделал какой-то зверь? – упорствовал он.

Я немного помолчал. Такая мысль не приходила мне в голову.

– Возможно, – наконец ответил я, хотя с трудом мог представить некое арктическое плотоядное животное, которое откусывает ребенку язык, однако оставляет его в живых. С другой стороны, хорошо известно, что эскимосы имеют обыкновение жить совместно с дикими псами. Я сам видел это в заливе Диско.

Больше никаких вопросов касательно эскимосов не последовало.

Затем они попросили со всеми подробностями рассказать о смерти лейтенанта Гора и описать существо, его убившее, и я сказал правду: что я пытался спасти жизнь эскимосу, раненному рядовым Пилкингтоном, и поднял глаза лишь в последнюю секунду, непосредственно в момент смерти Грэма Гора. Я объяснил, что, поскольку в воздухе колыхалась туманная пелена с разрывами, поскольку меня повергли в смятение крики, грохот мушкета, выстрел из пистолета лейтенанта, быстрое беспорядочное движение людей и пятен света, а также поскольку мое поле зрения ограничивали сани, возле которых я стоял на коленях, я ничего не разглядел толком: видел только огромную белую фигуру, обхватывающую злополучного лейтенанта, пламя из пистолета, вспышки других выстрелов – а потом все вокруг снова застило туманом.

– Но вы уверены, что это был белый медведь? – спросил командор Фицджеймс.

После минутного колебания я сказал:

– Если это был медведь, то необычайно крупный представитель вида ursus maritimus. У меня осталось впечатление медведеподобного плотоядного – громадное туловище, гигантские передние лапы, маленькая голова и обсидиановые глаза, – но на самом деле я видел все не так отчетливо, как можно предположить по моему описанию. Главным образом я помню, что существо возникло словно из пустоты – просто поднялось изо льда, обхватывая человека, – и что ростом оно вдвое превосходило лейтенанта Гора. От этого зрелища сердце уходило в пятки.