За последние две недели они пересекли труднопроходимые льды огромного залива, глубоко вдававшегося у основания в широкий мыс, который в течение нескольких недель, что они брели вдоль него на юго-запад, казался бесконечным. Но теперь они снова собирались двинуться на юго-восток вдоль береговой линии в основании мыса и дальше – верное направление, коли они хотят добраться до реки Бака.
Крозье взял в поход секстант и теодолит, и лейтенант Литтл тоже имел в своем распоряжении секстант, но ни один, ни другой офицер уже несколько недель не пользовался приборами, чтобы определить местоположение отряда по солнцу или звездам. Если Кинг-Уильям является полуостровом – как считало большинство полярных исследователей, включая бывшего командира Крозье, Джеймса Кларка Росса, – значит, береговая линия приведет их к устью реки. Если же островом – как предполагал лейтенант Гор и подозревал Крозье, – значит, они скоро увидят материк к югу от них, пересекут пролив – по всей вероятности, очень узкий – и выйдут к реке.
В любом случае, по оценке Крозье – довольствовавшегося необходимостью двигаться вдоль береговой линии за неимением другого выбора и до поры до времени пользоваться счислением пути, – сейчас они находились примерно в девяноста милях от устья.
В этом походе они преодолевали в среднем всего лишь немногим более мили в день. В иные дни они проходили по три или четыре мили, что заставляло Крозье вспоминать фантастическую скорость, с какой они совершали переход от кораблей к лагерю по проложенной через замерзшее море широкой ледяной дороге, но в другие разы – когда им приходилось тащить сани больше по камням, чем по льду, переходить вброд потоки, а однажды и настоящую реку, выходить на неровный морской лед в случае, если берег становился слишком каменистым; когда дул крепкий встречный ветер; когда число больных и немощных, неспособных идти в упряжи, возрастало против обычного, и в конечном счете они сами ехали в лодках, вынуждая тащить дополнительный груз своих товарищей, которые оставались на ногах по шестнадцать часов в день, перетаскивая сначала четыре вельбота и тендер, а потом возвращаясь за остальными тремя тендерами и двумя полубаркасами, – они удалялись всего на несколько сотен ярдов от места ночной стоянки.
1 июля, после многих недель теплой погоды, ударили сильные морозы. С юго-востока налетела пурга, бившая прямо в лицо людям в упряжах. Мужчины достали с саней тюки с зимней одеждой, извлекли «уэльские парики» из своих сумок и мешков. К весу саней и лодок теперь прибавились сотни фунтов веса снега. Тяжелобольные, которых приходилось везти в лодках, уложив на груды припасов, снаряжения и свернутых палаток, прятались под парусиновыми лодочными чехлами.
Люди с трудом продвигались вперед три дня непрерывной пурги, наступавшей с востока и юго-востока. По ночам молнии с треском распарывали небо, и мужчины в страхе жались к парусиновому полу палаток.
Сегодня они остановились, поскольку количество больных значительно возросло и Гудсер хотел заняться ими, а Крозье хотел отправить вперед малочисленные разведывательные отряды и послать несколько более крупных охотничьих отрядов на север, в глубь острова, и на юг, на морской лед.
Они крайне нуждались в пище.
Хорошая новость и плохая новость заключалась в том, что они наконец доели последние голднеровские консервы. Когда стюард Эйлмор, по приказу Крозье продолжавший питаться консервированными продуктами и толстеть, не умер ужасной скоропостижной смертью, постигшей капитана Фицджеймса, – хотя двое других мужчин, которым не полагалось есть консервы, скончались в страшных муках, – все снова включили голднеровские консервы в свой рацион в качестве дополнения к жалким остаткам соленой свинины, трески и галет.
Еще один мужчина умер, исходя беззвучными криками и корчась от жестокой боли в желудке и последующего паралича, – опытный двадцативосьмилетний матрос Билл Клоссон, – но доктор Гудсер понятия не имел, чем он мог отравиться, пока один из товарищей покойного, Том Макконвей, не признался, что тот украл и съел банку голднеровских персиков, которые больше никто не пробовал.
Во время очень короткой панихиды по Клоссону – чье тело упокоилось под грудой камней даже не зашитым в парусиновый саван, поскольку парусный мастер Мюррей умер от цинги и в любом случае лишней парусины не осталось, – капитан Крозье произнес слова не из знакомой людям Библии, а из своей легендарной Книги Левиафана.
– Жизнь у человека одна, и она несчастна, убога, мерзка, жестока и коротка, – нараспев произнес он. – И похоже, всего короче она у тех, кто крадет еду у своих товарищей.