Нет данных, неизвестно — сколько тысяч людей ленинцы расстреляли путем провокаций в портовых и приграничных городах. Например, — объявлялась замаскированная чекистка некая баронесса Штерн якобы из международного Красного Креста и пускала слух, что способна под дипломатическим прикрытием вывезти за границу прячущихся Белых, к ней стали стекаться заинтересованные, и когда набиралась большая группа, то приезжали чекисты и всех расстреливали, попадали под репрессивный каток и родственники несчастных. Таким же образом ленинцы образовывали многочисленные «спасительные» «окна» на границах с Румынией, Польшей, Финляндией.
А у тех двух миллионов русских, успевших уплыть или перейти живым границу, спасаясь от ленинцев, судьба сложилась не лучшим образом. Например, по решению французского военного командования корпус в количестве 25 тысяч человек под руководством генерала Кутепова отправили на полуостров Галлиополи, 15 тысяч кубанских казаков — на остров Лемнос, 15 тысяч донских казаков — в Чаталджи, а 20 тысячам российских женщин и 7-ми тысячам российских детей разрешили высадиться в Константинополе. Но там уже было полно несчастных русских.
«На Пере, которую окрестили Перской улицей, торговали безделушками пожилые русские люди, при всех орденах. Русские девушки торговали своим телом в Галате, где кутили английские матросы. Французы забрали привезённые хозяйственные грузы и продовольствие, но грозились не кормить (военных), если не будет полного подчинения. Чернокожие солдаты разгоняли палками недовольных. Итальянцы захватили все серебро, которое вывез ростовский банк», — описывал Дмитрий Жуков.
Писатель Иван Шмелев в тоске по Родине приезжал в Эстонию к границе и долго смотрел на ближайшие псковские леса, луга, поля, на далекий купол церкви. Б. Энгельгард свидетельствовал в своих дневниках, что некто С.И. Трофимов приезжал на латвийско-советскую границу и на детских воздушных шариках пускал в СССР самодельные антисоветские листовки.
Смеявшаяся над Нилусом до 1917 года русская интеллигенция, спорящая о высоких материях, шумящая о «правах человека» в России и презиравшая отсталых варварских «черносотенцев», теперь бесполезно снова и снова прокручивала свои ошибки и с рыданиями повторяла стихи М. Волошина:
В.В. Шульгин сокрушался картиной падения русской эмиграции, «когда тоска по России отождествлялась с водкой в огромных количествах». Д. Жуков в этом ракурсе подчеркнул: «Безволие проявляется и в том, что эмигрантские газеты издаются едва ли не все не русскими, а теми же евреями, что начинали революцию: «В Праге «Воля России» — Минор и К, «Правда» (в Праге) — Гикитсон и К, в Берлине «Время» — Брейман, «Руль» (в Берлине) — Гессен и К, «Известия» (в Берлине) — Конн, «Родина» (в Берлине) — Бухгейм, «Отклики» (в Берлине) — Звездич-еврей, в Риме «Трудовая Россия» — Штейнбер, в Париже «Последние новости» — Гольдштейн, «Свободные мысли» (в Париже) — еврей Василевский».
Именно в Париже нашло пристанище более 400 тысяч русских беженцев, много проживало также в Харбине, Берлине, Праге, Сербии, Болгарии. Как видим, и вне России евреи делали гешефт на русских и пытались влиять через прессу на их «свободные мысли». А русские офицеры в это время работали грузчиками, официантами, таксистами.
Стоит отметить, что и уцелевшие в Гражданской войне русские офицеры, и бежавшая российская интеллигенция на чужбине трудно адаптировались к новым условиям жизни вне Родины, — в отличие от евреев, которые и в Стамбуле, и в Париже, и в Лондоне и в других городах и странах чувствовали себя как дома, имея всестороннюю поддержку местной еврейской общины и ценный тысячелетний опыт успешной жизни среди других народов. Неудивительно, что русские эмигранты вели себя на чужбине очень скромно и неуверенно, что и позволило известному еврейскому сионисту Жаботинскому язвительно с бравадой заявить: «Впрочем, и свободные, западные русские (белые эммигранты) в этом деликатном пункте храбростью не блещут..,»(С).
Нет, конечно, — многие блистали храбростью, и многих таких сажали в тюрьмы, убивали советские чекисты и их агенты в различных городах типа Жаботинского, но большая часть, потеряв Родину, смысл жизни, махнув несколько рюмок дешевой водки в страшной тоске и прострации тихо напевала: