Террор во имя веры: религия и политическое насилие

Так же как тоталитарные движения ХХ столетия, джихадизм носит универсальный, наднациональный характер, ориентирован в конечном счете на подчинение всего мира. Если футуристический проект джихадистов направлен на разрушении «джахилии» и установление на земле «власти Бога», то и для тоталитарных идеологий ХХ века в качестве основной задачи ставилось разрушение старого мира и построение мира нового – своего рода «Царства Божия на обезбоженной земле» (в национал-социалистической Германии таким Царством должен был стать «тысячелетний рейх», а в СССР – коммунизм). С тоталитарным милленаризмом связано манихейское видение мира, который четко делится на «мы» и «они» (что приравнивается к оппозиции «Добро» и «Зло»). Соответственно построение идеального общества возможно лишь при полном устранении Зла, носителями которого могут быть евреи, плутократы, марксисты (у национал-социалистов) или представители эксплуататорских классов (у коммунистов). Подобная схема служит оправданием перманентному террору в отношении реальных или вымышленных врагов.

Нетрудно заметить сходство между «глобальным джихадизмом» и тоталитарной идеологией, использовавшейся диктатурами ХХ века качестве мифа избавления, спасения[174]. Согласно этой идеологии, определенная человеческая группа обозначается как единственно законное выражение человечества («истинные мусульмане» в трактовке джихадистов, арийская раса у германских нацистов или пролетарский класс в СССР), однако эта группа находится во враждебном пространстве, где правит Зло, где другие группы соперничают с ней. Общественное зло имеет причину («ближний» и «дальний» враг для джихадистов, евреи, коммунисты и плутократы для нацизма; капиталистическая буржуазия для коммунизма), существует и лекарство от него (уничтожение – в одном случае и революция с экспроприацией эксплуататорских классов и террор – в другом, военный джихад – в третьем), устранение врагов – носителей зла ведет к «золотому веку» (в случае воинствующих исламистов – это «глобальный халифат», где «неверным» будет представлен выбор либо принять ислам, либо платить джизью и принять подчиненное положение, либо погибнуть; «тысячелетний рейх» национал-социализма, где раса господ будет править в мире, освобожденном от «недочеловеков»; коммунистический идеал конкретизируется в бесклассовом обществе, где осуществлен лозунг «Каждому по потребностям»), следовательно, История имеет конец. В этом смысле джихадистская идеология, как и светские тоталитарные идеологии, утопична.

Мессианские мотивы, звучащие в риторике пропагандистов «глобального джихада» в целях установления в будущем халифата, также соотносятся с мессианизмом тоталитаризмов ХХ века, на который обращали внимание французский политолог Жан Лека[175]. Суть его статьи «Тоталитарная гипотеза» сводится к тому, что в качестве мессианизма тоталитаризм является утопией и отказом от конкретных общественных разделений. Выделяя основные характеристики тоталитаризма, Жан Лека выводит тоталитарный синдром в следующих элементах. Тоталитаризм – монистический. Под этим подразумевается, что все образы познания и восприятия реальности взаимосвязаны и зависят от одного истинного познания, всякое расхождение сводится к оппозиции «истина – ошибка», далее к «верность – предательство». Для тоталитаризма история имеет смысл в себе самой, реальность конечна и политическая власть должна обеспечить правильную ее реализацию. Тоталитаризм революционен, ибо предполагает переделку общественных отношений и создание нового человека[176]. Во всех этих признаках в той или иной степени очевидны параллели с мировосприятием современных джихадистов.

Осознание параллелей между религиозно мотивированным экстремизмом XXI века и тоталитарными идеологиями ХХ века помогает не только лучшему пониманию характера джихадистской идеологии, но и осознанию того, что в своей основе исламистский терроризм не слишком отличается от терроризма, мотивированного другими учениями. Естественно, специфическая исламская составляющая определяет лицо джихадистского экстремизма, но в той нетерпимости и том фанатизме, который демонстрируют миру террористы, вина не ислама. Сектантская, насильственная сущность экстремистов проявляется вне зависимости от того, под какими знаменами они выступают. «У истоков террора могут стоять “высокие” идеалы, мессианские абсолюты, вера в высшее благо. Невозможность иными средствами обратить других – и не просто других, а большинство – в эту веру, собственно и является в этом случае причиной обращения к террористическим методам»[177], – эти слова были в свое время написаны применительно к ультралевым террористам, но их вполне можно отнести и к тем, кто называет себя бойцами глобального джихада.

Глава 3. Палестина: от левого национализма до исламизма