Террористка

— Держись, капитан, — ласково положил ему тяжелую руку на плечо Иван, — держись. Обратного хода нету. Только вперед. Мы еще покажем, что такое русские парни из спецназа! Меньше лирики. Ваше слово, товарищ маузер! Хотя собаку мне жалко. Храбрый был зверь.

* * *

А в недалекой Москве после разговора с полковником Тимофеевым всю ночь не спал Старков. Гнетущая тоска обрушилась на него. Он понял, что именно сейчас должен сделать выбор — продолжать работать под командой Гавриила Федоровича или уйти в сторону.

До двух часов ночи Старков пробовал заснуть и не мог. Он встал, прошелся по чужой квартире. Всюду были чужие вещи, в комнатах витали чужие запахи.

«Кто я? Зачем я здесь? Кому я нужен?»

Эти вопросы приходят в голову многим людям в нелучшие дни их жизни.

Старков сел к окну и закурил. За окном была темнота, но в доме напротив светилось несколько окон. Что за этими окнами? Тоже тревога? Страх и неуверенность в себе? Или, наоборот, безудержное веселье?

В шесть часов утра он набрал с трудом найденный в записной книжке телефон, который оставила ему Оля. Только благодаря присущей ему привычке к дисциплине, годами вырабатываемой офицером, он смог сосредоточиться и вспомнить, в какую именно книжку и на какой странице он записал ее телефон.

— Да! — ответил хриплый со сна женский голос, явно не принадлежавший Оле.

Он хотел было извиниться и положить трубку, но все-таки запинающимся голосом попросил позвать Олю.

— Олю! — голос на том конце связи вздрогнул. — Одну минуту. Вы только подождите, пожалуйста.

— Я слушаю, — раздался через минуту задыхающийся, но уже знакомый голос.

— Это я… Стас.

— Где ты? — приглушенно спросила женщина, но в голосе ее было столько тепла, что у Старкова перехватило дыхание. Он назвал адрес.

— Я буду через час.

Весь этот час он ходил быстрыми шагами по квартире.

Звонок в дверь. В дверях ослепительно красивая женщина с широко раскрытыми глазами. Чужая, пахнущая духами.

— Милый! — вздох перешел в стон и нежные руки сошлись на его затылке.

«Держись, комбат», — сказал он себе.

14

В эти последние муторные годы люди ни в чем так не нуждались, как в человеческом участии и любви. Но вот парадокс! Ни от чего они так не бежали, как от любви. Они гнали ее вон из своей души, ибо боялись. Все в этой жизни оказалось вдруг ложным и зыбким. Никому и ни в чем нельзя было довериться. И люди еще больше отравляли свою жизнь подозрениями и вынужденной отчужденностью. Только те, кто успел полюбить раньше, держались друг за друга. Только те, в ком бушевавшая чувственность подавляла все остальное, предпочитали заниматься любовью, с тем, чтобы, бросив одного партнера, тут же отыскать другого, такого же ненасытного самца или самку.

Любить по-настоящему могли только самые смелые, которые ничего не боялись. В уставшем, омертвевшем обществе вспыхивали никому не видимые костры.

У Старкова было мало женщин. После бурных влюбленностей первой молодости он относился к ним достаточно равнодушно. И женился он по расчету на молодой, здоровой девке, только потому, что хотел сына.

И тут… эти сияющие тихим светом глаза. Они лежали с Олей на чужой кровати, на чужих простынях, и он не мог поверить, что эта поразительно красивая женщина счастлива с ним. Чего он только не наслушался в свой адрес за эти сутки.

— Ты кто по знаку? — спросила Оля.

— По какому знаку?

— По знаку зодиака? — в который раз беспричинно рассмеялась она счастливым смехом. — Я шесть лет занималась дзюдо, — Оля блаженно откинулась на подушку, — счастливые времена. Я дошла до мастера спорта. В нашей школе мне равных не было. Нет ничего чудеснее, чем упоение собственной победой.

— Я думал, подобное свойственно только мужчинам.

— О нет! — Оля оперлась на локоть. — В женщине тоже живет жажда борьбы. Бабы эмоциональнее мужчин. Ты знаешь, как они визжат на ковре, когда побеждают, и как ревут, когда проигрывают? Мужики тоже бывают взрывные, но они чаще всего идут на ковер, как на работу, привыкают и к победам, и к поражениям.

Старков промолчал. Он уже, кажется, любил женщину, лежавшую рядом с ним, но еще не привык к ней. Это была первая их нормальная ночь, которую они провели в постели.

Он немного застенчиво ткнулся в душистую горячую шею женщины, и она с готовностью откликнулась, ласково обняла. Но убедившись, что он не намерен приступать к дальнейшим действиям, она быстро успокоилась.

— Слушай, — сказала она, — Стас — это ведь сокращенное от Станислава? Я не хочу называть тебя Стас. Я буду называть тебя Славой.

— Как хочешь, — ответил Старков.

Женщина, отдававшая ему всю себя, имела право называть его так, как хотела.

— Какой ты Стас, — поглаживая его по плечу, говорила Оля. — Я, когда слышу это имя, почему-то вспоминаю группу Стаса Намина. Стас — это что-то бледное и пижонское. Слава — гораздо лучше.

— Что-то такое гнусное, скользкое и ядовитое, — улыбнулся Старков.

— Скорпион?

— Да.

Брови Оли сдвинулись к переносице. Она не нахмурилась, скорее задумалась.

— Ты что? — коснулся он ее руки.

— Я Лев, — ответила женщина.

— Ну и что?