С понятным волнением Савинков продолжал рассказывать о других "делах Азефа" - убийстве великого князя Сергея, покушении на Дубасова и т. д.,покрывших главу "боевой организации" неувядаемой революционной славой...
Ни одно крупное террористическое предприятие не было совершено без участия Азефа...
1 См. выше.
Допускать, что Азеф был провокатором и не выдал всех этих покушений, направленных против высших сановников империи, было бы безумием, отрицанием здравого смысла...
И Савинков продолжал... Наконец, он дошел до покушения против царя. Организация этого дела доведена была Азефом до редкого совершенства... Никакая сила в мире не в состоянии была спасти Николая II, если бы сами исполнители не дрогнули в последнюю минуту... Даже вмешательство Азефа не могло бы предотвратить развязки... И не его была вина, если дело не удалось...
Окончив свою речь, Савинков повернулся в мою сторону и сказал мне:
- Владимир Львович, вы историк,- более чем кто-либо другой, вы знакомы с революционным и социалистическим движением в России. Можете ли вы указать на биографию другого революционного деятеля, которая по своему блеску и величию могла бы сравниться с биографией Ивана Николаевича. И станете ли вы отрицать, что даже личности и деяние Желябова и Гершуни бледнеют перед делами Азефа...
- Нет,- ответил я,- подобной биографии я не знаю в истории... Но к вашему описанию я кое-что прибавлю: "Азеф не революционер, а агент-провокатор, за которым скрывается царская полиция...
Речь Савинкова произвела на всех глубокое впечатление. Она, признаться, подействовала и на меня, хотя не поколебала моего убеждения.
Вера Фигнер обратилась ко мне с вопросом:
- И вы все еще уверены, что Иван Николаевич провокатор?
- Да, все еще уверен! Ведь ни один из моих доводов не оказался разбитым. Что же касается фактов, которые здесь приводились, чтоб доказать, что Азеф выше всяких подозрений, то они легче всего объясняются именно при предложении, что Азеф провокатор.
Так закончилось последнее заседание. Судьи не вынесли никаких заключений по поводу происходивших дебатов. Однако мои "обвинители" поняли, что они не имеют право дальше отвергать без строгого расследования мои собственные обвинения.
Суд больше не собирался. Он решил прервать на время свои работы, до тех пор, пока не будут собраны новые доказательства, обеляющие или окончательно уличающие Азефа".
Прошло полтора месяца. Дело, казалось, не подвигалось ни на шаг. Однако центральный комитет, все еще сохранивший свою глубокую веру в Азефа, вел деятельное расследование" Бурцев, потерявший всякий контакт со своими "обвинителями", встретил как-то раз, в декабре месяце, на одной революционной вечеринке Савинкова, который со смущенным видом спросил его: "Ну, что? Как ваше дело?" Бурцев ответил, что он всегда готов возобновить борьбу... Через несколько дней после этого к нему зашла Вера Фигнер. По ее голосу, глазам, обхождению, он сразу заметил, что произошло что-то новое, необычайное. Фигнер все время говорила об Азефе. Казалось, она вся была поглощена его делом, но уж не было у нее прежней уверенности и спокойствия. В тот же день к нему зашел Савинков. Зная, что он готовит к выпуску ближайший номер "Былого", Савинков спросил его, не собирается ли он посвятить в журнале статью делу Азефа. Бурцев ответил, что он считает себя связанным обязательствами, принятыми перед судом, но что в "Былом" все же будут содержаться кое-какие намеки на дело.
- Сохрани вас бог напечатать что-либо,- воскликнул Савинков,- если что-нибудь есть, то вы только вспугнете птицу...
Бурцев и виду не показал ни Савинкову, ни Вере Фигнер, что он заметил, как переменилось их отношение к нему, но для него было ясно, что их вера в Азефа поколеблена. Через некоторое время он получил от Савинкова приглашение зайти к нему, и как только они остались одни, с глазу на глаз, Савинков протянул ему обе руки сказал ему:
- Поздравляю вас... Вы победили. Иван Николаевич-провокатор... Вот что произошло.
На одном из последних заседаний суд постановил, чтобы центральный комитет послал трех своих представителей в Петербург для того, чтоб добиться личного свидания с Лопухиным и из его собственных уст услышать подтверждение его разговора с Бурцевым. Это решение должно было иметь неисчисленные последствия. Оно повлекло за собою целый ряд событий, которые вернее, чем все доводы и доказательства Бурцева, подорвали убеждение руководящих кругов партии в непогрешимости Азефа.