«Сразу же было выяснено, что боевики в зале – это не однородная масса. Есть те, которые камикадзе, которые могут на самом деле подорвать все в округе. Есть так называемое сопровождение, которое демонстрирует, но сами не являются носителями этих зарядных устройств. И за счет этого, нужно было уже распределить силы».
Эти кадры были подвергнуты тщательному анализу. Сопоставляя их с уже полученными данными, оперативники установили, что кроме террористов в масках в зале находятся координаторы. Они играют роль заложников, стараются ничем себя не проявлять. Но, скорее всего, именно они и являются настоящими руководителями операции.
Они одеты в обычную одежду. Не являются смертниками, а значит, рассчитывают после окончания операции уйти. Одновременно ведется наблюдение и за координаторами, которые работают вне зданий. Именно в это время в штабе впервые звучит слово «штурм».
Мой собеседник, один из сотрудников антитеррора, вспоминает:
«Подготовка велась довольно-таки серьезная. Уже 23-го числа мы отрабатывали задачи на подобном здании в Москве. И у нас в учебном центре нашего отряда. По захвату террористов, захвативших заложников в здании».
На аналогичном здании скрупулезно прорабатывался каждый вариант захвата. Каждый маневр, каждый шаг рассчитывался буквально по секундам. Когда были просчитаны все, даже самые фантастические способы захвата здания, вывод оказался неутешительным: обычный штурм неминуемо приведет либо к подрыву здания, либо к гибели большинства заложников. Нужно было искать какое-то нестандартное решение. А пока московским врачам было приказано готовиться к приему большого количества пострадавших.
Сотрудник антитеррора
продолжает свой рассказ:«Мы ведь эвакуировали целиком госпиталь. Ночью мы вывезли оттуда почти 550 стариков, им всем за 70 лет. И тогда меня поразила их реакция. Приходилось всем нам там бегать по этим местам, где они были сосредоточены перед посадкой в автобус. Они волновались, – ведь было два часа ночи. Это очень пожилые люди. Ну их просили: «Бабушки, дедушки, вы не волнуйтесь, вы успокойтесь». А ответ у них всех был один: «Сыночек, не волнуйся, мы знаем – это война».
Всю ночь стариков развозили по другим больницам. И через несколько часов госпиталь был готов принять тех, кому может потребоваться неотложная помощь. Изначально думали, что в основном это будут пострадавшие от огнестрельных ранений. А значит, в первую очередь нужны хирурги и нужна кровь.
Между тем, штабу так и не удалось наладить переговоры с террористами. Они отказывались от денег, от предложений освободить заложников в обмен на гарантии безопасности. А потом и вовсе перестали отвечать на звонки.
Свидетельствует сотрудник антитеррора
:«Первым делом нужно было совершенно четко определить, какие будут действия у этих террористов. Было важно понять, что ни на какие переговоры и все прочее они не пойдут. Это тоже было ясно. Что все их требования абсурдны, тоже было ясно».
Его рассказ дополняет Ирина Фадеева
:«Вообще, такого ощущения, что они хотят взорваться или погибнуть, не было. А вот эти молодые девчонки, они вообще не готовы были. У них сразу слезы, сопли, я не знаю. Не было ощущения, что такие вот они подготовленные. Была вот Ася, еще, может быть, двое таких вот более зрелых женщин, которые кричали и руководили. А остальные, когда им говорили: «Вот, надо готовиться, вдруг сейчас будет штурм, вставайте», – когда они что-то такое слышали, они сразу начинали плакать».
Их было 18. Разного возраста и, очевидно, с разной решимостью умереть. Возможно, только здесь некоторые из них поняли, что умирать страшно. Однако у заложников они вызывали самый большой страх. С ними старались не встречаться взглядами. В отличие от мужчин их реакция всегда была непредсказуемой, а потому наиболее опасной.
Ирина Фадеева
продолжает свой рассказ:«Я очень хорошо запомнила фразу, когда она сказала: «Если вам повезет, вы сегодня умрете». Может быть, я ее так услышала, но у меня сложилось впечатление, что люди действительно собрались умереть. Это стало страшно на самом деле очень. Нужно быть в этой ситуации, чтобы понять, это смертницы женщины были. У них в глазах это было. И она вот смотрела на нас с Ярославом
, видит, что я сына держу. Она говорит: «А вот мой-то там остался». Она такую мне фразу сказала, это ее зацепило, что вот я сына держу. Я говорю: «Ну и как же вы ребенка там оставили?» Она говорит: «Ну, Аллах поможет, вырастит». И когда вроде что-то там зашевелилось, это для нас было самое страшное, потому что они сразу готовились к взрыву, как они говорили. И они встали прямо между нами. Настя на нее смотрит, а она говорит: «Да не бойся, что я здесь рядом стою, это хорошо. Вам не будет больно, я вас сразу застрелю просто. Вам не будет больно, а вот кто дальше, они калеками могут остаться. Им будет больно, а вам не будет больно».