Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)

Правительственные попытки реформ признавались радикалами недостаточными и служили основанием для возобновления террористических атак. Терроризм был затем использован правительственными чиновниками для сопротивления реформам или их отмены.

Таким образом, образовался замкнутый круг. «Не тысячи убийств в последние 50 лет существования императорской России привели к падению империи, — пишет Неймарк, — и не убийства ее наиболее способных лидеров, Александра II и Столыпина, павших жертвами террористических актов. Однако террористы заставили империю изменить курс, изменить ее законы и оставить надежды и планы ее лучших представителей. Государство позволило втянуть себя в сражение с террористами вместо того, чтобы двигаться вперед и предоставить обществу роль в управлении страной. С целью победы над терроризмом государство разрушило и совершенно оставило некоторые из своих образовательных, законодательных и военных программ.

Иными словами, самодержавие разрушило свой собственный прогресс, внеся тем самым вклад в революционный шторм, в котором оно нашло свой конец...

Экстраординарные полицейские и юридические меры, предпринятые имперским правительством против русских террористов, символизировали крах гражданского общества и триумф терроризма»[43].

Правильно указывая на противоречие между властью и обществом, приведшее наиболее радикальную его часть на путь революционной борьбы, нередко принимавшей в России террористический характер, Неймарк, на наш взгляд, преувеличил влияние терроризма на развитие (точнее, на отсутствие развития) русского общества. Терроризм, несомненно, был весьма важным, но все-таки не самым важным фактором, влиявшим на жизнь страны. И, кстати, далеко не всегда он сдерживал преобразования. Так, реформы 1905 года были даны, по точному выражению Р.Пайпса, под дулом пистолета. Ранее «диктатура сердца» и конституционные поползновения начались после взрыва, осуществленного народовольцами в Зимнем дворце.

Парадоксальным образом попытки власти сблизиться с обществом предпринимались тогда, когда натиск радикалов усиливался. Кстати, властям никто не мешал довести до конца преобразования в то время, когда террористический натиск ослабевал; но почему-то именно в это время они менее всего были склонны идти на уступки. Вряд ли правомерно считать 1861—1866 годы особЪй стадией в развитии терроризма. В начале 1860-х годов возникают и активно обсуждаются террористические идеи. Но теракт все-таки был лишь один.

Н.Неймарку принадлежит также ценная монография «Террористы и социал-демократы», в которой рассмотрена история наиболее заметных революционных организаций в царствование Александра III[44].

Как бы хронологическим продолжением этой книги и первой монографией, специально посвященной истории терроризма в России стала книга А.Гейфман «Убий! Революционный терроризм в России. 1894—1917»[45]. В книге А.Гейфман, написанной на основе широкого круга источников, в том числе материалов из архива партии социалистов-революционеров (Международный институт социальной истории, Амстердам), архива заграничной охранки и собрания Б.И.Николаевского (Гуверовский институт войны, революции и мира, Стэнфордский университет) показан подлинный размах терроризма в Российской империи начала века. По ее расчетам, в 1901—1911 годах жертвами террористических актов стали около 17 тысяч человек (с. 21).

Обоснованными выглядят мысли автора, что массовое насилие было не единственным, а может быть, и не главным фактором первой российской революции. Терроризм играл не меньшую роль. Справедливо наблюдение Гейфман и о том, что террор практиковали все революционные партии. Правда, нам представляется преувеличением утверждение автора, что многолетний террористический прессинг настолько морально подавил государственных служащих, что они фактически без сопротивления капитулировали в марте 1917 года.