Успешным этнонациональным/сепаратистским террористическим организациям удается определить эффективный уровень насилия, который будет одновременно «терпимым» для местного населения, допустимым в глазах международного сообщества и достаточно дозированным, чтобы не спровоцировать жесткие ответные меры со стороны правительства. Ирландская республиканская армия продемонстрировала грамотную синхронизацию тактики и стратегии. С середины 1980-х годов, по словам Патрика Бишопа и Эймона Малли, военное командование организации ясно осознавало, что «республиканская стратегия требовала некоторого уровня насилия — достаточного для нарушения частной и общественной жизни Севера и обеспечения правильного применения военной силы». Зачастую это приводило к выбору в качестве жертв для атаки служащих сил безопасности (обычных полицейских и солдат) вместо заклятых врагов этой террористической группы из соперничающего сообщества. Это характерно и для Северной Ирландии, где менее 20% жертв Ирландской республиканской армии с 1969 по 1993 год были гражданскими лицами, исповедовавшими протестантизм, и для Испании, где более 60% погибших от действий баскской ЭТА — сотрудники испанских сил безопасности.
Безусловно, «предатели», информаторы и прочие коллаборационисты среди собственных сторонников также становятся мишенями террористов. Но в таком случае террористическая группа должна действовать осторожно, дабы достичь равновесия между благотворными, пусть даже единичными, «уроками», которые должны эффективно запугивать и принуждать к сотрудничеству членов своего сообщества, и более частыми, жестокими действиями, вызывающими отчуждение народа, побуждающими его к сотрудничеству с властями и таким образом оборачивающимися неудачей. Кроме того, высокопоставленные государственные чиновники и командиры сил безопасности также подвергаются нападению, когда политические условия становятся подходящими и представляется такая возможность. Однако принимая во внимание сочетание неопределенных — и, возможно, нежелательных — последствий политического и силового характера, трудностей с получением доступа к столь важным персонам и значительные усилия, требующиеся для подобных операций, их зачастую заменяют более продуктивными, правда куда менее зрелищными, операциями, которые к тому же соответствуют представлениям террористов о том, что можно считать допустимыми и приемлемыми мишенями, какими бы гнусными ни казались эти теракты всей мировой общественности.
Террористическая кампания подобна акуле в воде: она должна двигаться вперед, неважно с какой скоростью, чтобы не погибнуть. Следовательно, когда более «привычные» мишени не дают террористической кампании потребного импульса или когда другие, возможно, никак не связанные с террористами события своей значимостью затмевают террористов и их борьбу в глазах общественности, это вынуждает террористов прибегнуть к более жестоким и драматическим акциям, чтобы снова вернуть внимание к себе. Однако было бы ошибкой считать эти акты насилия случайными или бессмысленными, будь то взрыв в местах большого скопления народа или захват пассажирских авиалайнеров. К примеру, как было рассказано в главе 3, после неудачи палестинцев в проведении террористической кампании против Израиля на оккупированном Западном берегу и в секторе Газа после Шестидневной войны 1967 года Народный фронт освобождения Палестины стал захватывать пассажирские самолеты международных авиакомпаний. Целью этих операций было не беспричинное убийство невинных граждан (в отличие от многих последующих терактов в сфере гражданской авиации), но использование пассажиров в качестве пешек в погоне за известностью и получением признания от соответствующих правительств. Вот как пояснила ситуацию одна из наиболее известных террористок Лейла Халед: «Слушайте, у меня приказ захватить самолет, а не взорвать его... Я думаю о людях. Если бы я хотела просто взорвать самолет, меня бы ничто от этого не удержало».