Тертый шоколад

Какая там зависть… Мое состояние, скорее, можно назвать крайним изумлением, переходящим в возмущение. Мама влюблена в парня, который всего на четыре года старше меня. Терпеть не могу непризнанных поэтов, недавно избитых охранниками. А какая еще может быть реакция? Хотя я знаю какая. Бабушкину. Ирина Родионовна спит и видит, как бы нас с Ликой повыдавать замуж, но нежный возраст Вовочки даже ее смутил. Она попыталась было объяснить непутевой дочке, что такая разница в летах чрезвычайно не одобрялась в советском загсе, но спорить с Ликой бесполезно — для нее существуют только два мнения: ее и неправильное. Бабушка сдалась (до поры до времени) и пошла печь пирог с рыбой (судя по запаху, это ее страшная месть Лике).

Одиннадцать часов. Картина идиллическая: бабушка на кухне печет пирог, Лика с Вовочкой воркуют на диване, время от времени в порыве страсти заваливаясь на бок. Я в своей комнате умираю от скуки (читаю учебник по философии). Спрашивается: где Дед Мороз с дорогостоящими подарками? Где?!

В дверь позвонили.

— Женя, открой! — заорала с дивана Лика.

Они с Вовочкой не могут распутать руки? Романтика…

На пороге стоит Дед Мороз. Ха! Я с трех лет знаю, кто этот дядька с полиэстровой бородой: мой папа, Федор Фомин, почетный лауреат премии Проклятие Нашего Дома. Премия была учреждена Ликой сразу после развода, а вторым лауреатом стал терьер Трюфель (которого, кстати, подарил мне папа), когда сожрал Ликину любимую сумку из телячьей кожи.

— Привет, пап!

— Ты бы хоть вид сделала, что не узнала! — рассмеялся он. — Неужели не хочется поверить в сказку?

— Пап, мне двадцать лет, — напомнила я. — Ты лучше к Лике загляни, она явно впала в детство.

— Носит короткие юбочки и встречается со школьниками?

— Почти угадал…

— Здравствуйте, детки! — заорал папа и ввалился в гостиную.

— Здравствуй, дедушка! — подыграла Лика.

Вова резко вскочил с дивана и поправил галстук. Знал бы он, что под бородой — Ликин бывший муж… Папа поставил на ковер мешок с подарками и достал оттуда плюшевого медведя для меня и игрушечную собаку для мамы. У него правило такое — на праздники дарить исключительно мягкие игрушки. Очень экономное правило. Тут Федор заметил притихшего Вовочку и угрожающе двинулся на него. Тот слегка попятился.

— Хороший мальчик, уважаешь Дедушку Мороза! За это будет тебе подарочек, — басом пророкотал папа и вытащил из мешка плюшевого ослика. — Осел!

Интересно, как он мог предусмотреть наличие Вовочки в нашей гостиной? Может, это интуиция? Или ослик предназначался кому-то еще…

Непризнанный поэт задохнулся от возмущения, а Лика немедленно встала на его защиту:

— Вова, познакомься, это мой бывший муж, Федор. Он, когда ревнует, всегда говорит гадости.

Вовочка побледнел и снова попятился.

— Какой у меня соперник пугливый, — рассмеялся папа. — Да не бойся ты, я маленьких не обижаю!

Даже Лика не выдержала и улыбнулась. Я зажала рот двумя руками, чтобы не расхохотаться. Все-таки поэт, ранимая душа. Вова рванулся к Федору с явным намерением вцепиться ему в горло, но тот легко увернулся и окунул несчастного головой в чашку с оливье. Тут веселье закончилось и началась правда жизни. Мама, прижимая к груди перепачканного в майонезе Вовика, объясняла бывшему мужу, кто он такой после этого. Я попыталась прекратить скандал единственно возможным способом:

— Лика, платье! «Гуччи» с узорами от майонеза!

Лика оттолкнула Вову, в ужасе посмотрела на платье и разрыдалась.

— Иди умойся, милый! — сквозь слезы улыбнулась она поэту.

Вовочка поспешно заперся в ванной. Лика глубоко вдохнула. Что сейчас будет! Папа даже слегка пригнулся, а я сбежала на кухню. В гостиной стекла зазвенели от Ликиного крика:

— Когда ты перестанешь портить мне жизнь?!

Она о платье или о Вове?

— С Новым годом! — торжественно провозгласил с экрана кухонного телевизора Путин.

Куранты бьют двенадцать. Бабушка судорожно пытается открыть шампанское. Судя по грохоту в гостиной, Лика швыряется в папу предметами интерьера. Только бы они не разбили мою любимую вазу (желания, загаданные под бой курантов, должны сбываться!).

И тут прямо над головой раздался безумный вопль. Бабушка схватилась за сердце и уронила бутылку. Шампанское празднично взорвалось. Сверху снова заорали. Это Варежка, ее голос ни с чем не спутаешь… Я взяла ключ и открыла люк на чердак, который по непонятным причинам архитекторы поместили на нашей кухне. Когда я встречалась с Гошей, то лазила через него на крышу на свидания. У Гоши на кухне, кстати, тоже люк есть, и таким романтичным способом можно было ходить к нему в гости. Лестницы для нас тогда были слишком банальны. Гоша — художник-оформитель, он у себя на кухне нарисовал мой портрет, прямо на крышке люка, через который я к нему приходила. Только теперь на этом месте, наверное, красуется портрет Варежки, потому что Гоша уже почти месяц встречается с ней. Я с этим смирилась довольно быстро и на Варю обижалась всего неделю: Гоша явно не мужчина всей моей жизни, а Варежка действительно в него влюблена.