О служебной проверке ФСИН по факту всего случившегося в «Пресне» лично мне ничего не известно. Да и была ли она?
В следственном кабинете СИЗО (встречи заключенных с членами ОНК пока происходят тут) перед правозащитниками сидит совсем юный, 2001 года рождения, арестант. Студент-второкурсник из благополучной семьи, учился на программиста, попал за решетку за наркотики. Признается, что сам употреблял, но сейчас не об этом.
Максим (назовем его так, а полные ФИО его и других фигурантов его истории мы передали ФСИН России) недавно был этапирован в «Бутырку» из «Пресненской пересылки».
Про то, что с ним происходило, уже может рассказывать относительно спокойно. Но еще недавно Максим был в жутком состоянии.
— Я попал в СИЗО № 3 в начале октября 2020 года, — рассказывает Максим. — Сначала был в карантинной камере, потом замначальника СИЗО распределил меня в камеру № 253.
Кроме меня в камере № 253 были еще трое. Фамилий я не знаю, но каждого могу описать в деталях. Один из них — уроженец Украины по имени Алексей, ему лет 45, «второход» (по закону запрещено содержать вместе впервые арестованных и рецидивистов —
— Лишали сна. Ночью будили ударами, заставляли гонять «дорогу» («гонять дороги» — значит, организовывать межкамерную связь
— Что я обвиняюсь по наркотической статье. Все, кто по ней, вроде как должны платить взнос на «воровское движение». Мне выставили счет в 500 тысяч. Они у меня вытащили из сумки постановление о заключении под стражу и сами все прочитали.
Еще они каким-то образом выяснили, что во время задержания при мне был 11-й айфон. «Телефон недешевый, значит, деньги найдешь». Я отказывался давать телефонные номера моих родителей и девушки. Решил для себя, что ничего платить не буду.
Вскоре в камеру занесли так называемый «разгонный» мобильный телефон. На него позвонил смотрящий за корпусом по прозвищу Нурик из камеры 410. Он сказал, что у меня несколько дней, чтобы найти деньги.
— Деньги я не нашел. Меня били. В нашей камере видеонаблюдение, но есть слепые зоны. Одна из таких около туалетной кабинки. Били обычно частью туалетной двери (оторвали оттуда палку). Старались попадать по ногам, чтобы на теле особенно синяков не оставалось, и при телесном осмотре не было видно.
Я пытался пожаловаться, пытаться попасть к врачу. Но на обходе прапорщик по имени Саммат рвал все мои заявления. У меня хронические заболевания (бронхиальная астма, например) от стресса обострились, нужна была помощь.
26 октября была предпринята первая попытка надругаться надо мной.
— Всю камеру вывели на помывку. В душевой на меня набросился Фарух. Я кричал, звал на помощь. Стены там толстые, сотрудники не слышали. В помывочной нет видеокамер. Но, слава Богу, что на «баню» выделяется небольшое время. Так что двери открыли и я смог спастись. Через несколько дней была еще одна попытка изнасилования. Я уверен, что все это делалось с одной целью — чтобы я заплатил деньги.
Мои жалобы и письма не доходили. Точнее, часть писем приходило к родным, но цензор зачеркивал все места, где было про происходящее со мной. На одно письмо обратили внимание психологи. Там было про то, что я не знаю — доживу ли. Цензор это не вычеркнул, передал им. И это меня спасло. В итоге меня перевели в камеру № 221 (определил сотрудник в ранге капитана по фамилии Грач).
— Там происходил психологический прессинг. Со мной там сидели Кирилл («второход»), Антон и Ахмад. Проблемы начались после того, как на следующий день после переселения в камеру позвонил «положенец» СИЗО по имени Самвел.
— Там был телефон. Так вот, после этого ко мне начались претензии. Стали цепляться за все. Меня поставили «на тряпку». Ежедневно я должен был трижды убирать в камерах и стирать всем сокамерникам все их личные вещи.
— Да. Каждый день говорили: «Ну, сегодня ты придумал, где деньги брать?» Я для себя решил, что не дам им телефонов родителей, что бы ни случилось со мной. С каждым днем становилось все хуже. Готовилась моя встреча со «смотрящим» Самвелом. Говорили: «Ты тут всему «воровскому» мешаешь». Меня спасли снова психологи и психиатры. Благодаря им меня экстренно в 23.00 вывезли в «Бутырку».
Сейчас я себя чувствую в относительной безопасности. Из травм только гематомы на ногах остались. В этой истории есть позитивное.