Тем временем во дворце по-прежнему не было согласия, а мальчик становился сильнее. Нередко, уезжая в горы, он сбегал от своего конюшего, и его находили на вершине холма или возле ручья, занятого разговором с самим собой или просто глядящего в никуда. В нем не было знаков безумия: мальчик был быстр умом и, откровенно говоря, считал и писал лучше меня. После случая с козленком он не позволял себе никаких выходок, но относился ко всем мягко и дружелюбно. Однажды как бы невзначай ко мне явился некий вельможа и поведал, что сын мой устроил себе в пещере среди скал святилище богини.
Я отговорился какой-то ерундой, но, когда стемнело, полез по камням вниз, чтобы посмотреть. Протоптанная дикими козами тропа была крута и опасна. Наконец я добрался до крохотного карниза, выходившего на море; вход в пещеру был укрыт глыбами камня. Возле входа располагалось резное изображение, полустершееся от древности, однако я понял, что вижу око. Святилище это было давно заброшено, но на каменной плите перед ним лежали цветы, раковины и пестрые камни.
Мальчику я ничего не сказал, но у матери спросил, знает ли она об этом. Ипполита лишь покачала головой. Потом, сумев разговорить его, она сказала:
– Тесей, он даже не заметил этот знак; ты сам сказал, что он истерт временем. И я поняла, что он не знает его смысла. И в самом деле – откуда? Все это – женское дело. Но он говорит, что Владычица бывает там.
По спине моей пробежал озноб. Но, улыбнувшись, я сказал:
– Он видит богиню, принявшую твой облик. Кто я, чтобы осуждать его?
Зависть вельмож вместе с невежеством селян и так причинили ей достаточно неприятностей.
Наконец с севера пришли вести о том, что за Геллеспонтом разразились великие войны и весь тамошний народ попрятался по крепостям. Говорили, что они сожгли урожай на корню, предпочитая жить как птицы небесные всю зиму, если таким образом удастся изгнать вторгшиеся орды с отцовских земель. Дальнейший ход событий можно было предсказать и без божественного откровения.
Вскоре после этого из Дельф возвратился мой посол с целой гирляндой добрых вестей. Бог сказал, что Скала устоит до времен, когда число грядущих поколений сравняется с количеством уже миновавших. Буря должна разбиться о нее и отхлынуть – но лишь после свершения необходимого жертвоприношения. Посланник спросил и о том, что следует предложить, а оракул ответил, что требующее жертвы божество само наметит ее.
Я подумал об этом. И на следующий день велел доставить на Акрополь животных, которыми бывают довольны боги, и бросил среди них жребий. Перст судьбы указал на козу, которую я принес в жертву Артемиде, исполняя пророчество. Животное пятилось от алтаря и противилось смерти. Когда жертва протестует, это всегда нехороший знак. Но я совершил положенное.
В тот год холодная осень пришла рано. Я послал в Аргос за зерном три корабля, укрыл его на Скале в подземельях и предупредил люд о том, чтобы, сняв урожай, никто не устраивал пира, а сохранил бы еду. Земля полнилась слухами, молчать было уже поздно, недомолвки лишь испугали бы народ. В месяц, начавшийся после самой длинной ночи в году, пришла весть о том, что орда перешла Геллеспонт. Они сделали это без кораблей – мосты навела сама зима. В великие холода течение приносило из Эвксинского моря огромные льдины, забивавшие узости, позволяя льду нарасти между ними. За день и ночь они прошли пролив словно посуху и теперь изголодавшимися волками набросились на Фракию.
Сердце мое более не сомневалось в том, что их следует ждать в Аттике. Созвав вождей на совет, я приказал, чтобы в каждой крепости было довольно еды и оружия. По счастью, урожай оказался хорошим. Женщин, детей и стариков я отправил за проливы на Эвбею, где для них было приготовлено убежище, а для скота припасен корм. Морозы окончились; на смоковницах появились первые тугие почки, в такое время льда не бывает. Тем, у кого было золото, я разрешил оставить его в казне на Скале и приглядел, чтобы в расписках ничего не напутали. Потом я принес жертву богам города, Посейдону и Афине, сделал приношения покойным царям возле их гробниц. Памятуя про Эдипа и его благословение, я съездил в Колон, где одарил и его.
Всю зиму орда пробивалась на юг, дочиста обирая дома и поселки. Некоторые из крепостей, тех, что послабее, пали, но все большие держались, а именно там и заперлись люди с припасами и добром. Посему орда влачила скудную жизнь – на добытом с полей, кореньях и дичи; им достались старые кони и скот, не стоящий заботы о нем; захватив одинокий дом, они сжигали его. Пирифой отправил мне весть, когда они вступили в Фессалию, – перед тем как затворились ворота укреплений. Тут я понял, что время близко.