От деда Тесей пошел прощаться к матери, которая, узнав, что он решил идти в Афины по очень опасной дороге, стала горько рыдать и так причитать:
— О, не хочется больше мне жить после того, как я узнала, что мой единственный сын решил добровольно идти по той ужасной дороге, где, говорят, каждый день несчастные путники погибают. Душит меня нестерпимое горе и наворачиваются неутешные слезы, как будто меня скоро похоронят живую. Теперь я, словно служанка безродная или потерявшая все на свете рабыня, останусь бездетная в опустелых покоях, в страшной тревоге изнывая по единственному сыну, в котором имела всегда светлую радость и для рожденья которого распустила единственный раз некогда свой девственный пояс…
Так в тоске горестно она голосила, и с нею вместе служанки и даже рабыни плакали скорбно вокруг. Увидев Тесея, Эфра устремив на него полный нежности взгляд своих больших серых глаз, ладошками вытерла мокрые щеки и голосом, как у мужчины, неожиданно низким, сказала:
— Тесей, мальчик мой дорогой! Моею грудью ты вскормлен, сынок. Не изведав счастия в браке, родила я тебя в изнурительных муках, и теперь, милый, я тебя умоляю не идти в Афины сухопутной дорогой. Не отвергни, сынок опрометчиво, ты материнской мольбы, сделай то, о чем умоляю — плыви к отцу на корабле быстроходном с командой спутников верных!
Тесей же Эфру за плечи нежно обнял, поцеловал ее в обе все еще влажные от слез щеки и ласковой речью попытался мать свою так утешать:
— Не увеличивай своими слезами и мольбами, мать дорогая, скорбного горя! Все это будет напрасно! Слезами человек беде никогда не поможет и не избегнет несчастий, только страданья свои плачем он увеличивает. Всемогущие дщери Ананке непреложные Мойры людям определяют при рождении несчастье и счастье, а боги судят всесильные нам, человекам несчастным, жить на земле в огорчениях чаще, чем в радостях кратких. С каждым счастьем по два несчастья смертным шлют бессмертные небожители и ткет недремлющая Мойра Лахесис на материнском веретене судьбоносную пряжу. Поэтому, милая матерь, в сердце горюя своем, дерзай все сносить терпеливо! И потом горевать обо мне еще рано, я намерен еще не один десяток лет совершенно здоровым прожить.
Тесей широко своими тонкими улыбнулся губами и, глядя в глаза материнские, уверенно продолжил:
— Геракл с ужасными чудовищами сражался, а мне предстоят схватки с обычными разбойниками и злодеями, каких, как говорит мудрый мой дед, сейчас расплодилось много повсюду. Мне нет и 17 лет, но ты сама знаешь прекрасно, что ни в борьбе, ни в кулачном бою в Трезене нету мне равных потому, что в поединках и схватках я больше полагаюсь не на могучесть и телесную силу, а на быстроту и, конечно, на ум, который и есть самая главная сила и мощь человека!
— Лишь об одном я ныне думаю и мечтаю, чтобы живой ты явился к Эгею, все же иное мне кажется таким пустым и не важным. Если не хочешь отправиться в Афины на надежном корабле влажным путем, а хочешь идти по опасной Истмийской дороге, то возьми хоть охрану надежную, ведь ты царский внук и сын мой единственный.
Мать замолчала и к сыну припала, вглядываясь с любовью в его синие, как безоблачное небо глаза.
— Если бы меня в пути ожидали большие разбойничьи банды, то я бы, поверь, от охраны не только не отказался, но и сам бы ее попросил. Всезнающий дед рассказал, кто может мне повстречаться на Истмийской дороге, там одни разбойники — одиночки. Если я поеду с вооруженным отрядом, то злодеи все по своим норам попрячутся, и я не очищу от них эту дорогу, и они продолжат разбойничать там. Я хочу, чтобы мой смертный родитель Эгей встретил меня не как бедного родственника, а как уже известного героя, сделавшего для людей дорогу Истмийскую вполне безопасной.
Мать нахмурилась, словно вспомнила что-то важное и стала рассказывать о одном из братьев отца:
— Не помню говорила ли вчера я тебе, что есть у твоего родителя три брата: Лик, Нис и Паллант. Эгей перед расставанием мне заявил, что все они относятся к нему с презрением и распускают не правдивые слухи о его незаконном для царствования происхождении. Брата Лика, я недавно слышала от купцов, он смог изгнать, а пятьдесят сыновей Палланта остаются и сейчас для Эгея огромной угрозой. Мечтает Паллант с многочисленными сыновьями свергнуть его. Люди в Афинах не знают о тебе — единственном сыне Эгея, и ты эту тайну храни ото всех, пока не встретишься с ним и только потом откройся ему без свидетелей.
— Это я твёрдо тебе обещаю. Даже ему самому я словами ничего не скажу, пусть он меч свой сначала по гербу на рукоятке узнает и потом уже сам все решит, что и как дальше делать.
— Ты весь в деда своего Питфея — такой же мудрый, хоть лет тебе в трое меньше. Как, родной, я тебя люблю!
Мать, сына на прощанье обняв, головой на плечо его пала и с прикрытыми глазами, как малая девочка шептала и шептала, как его любит.
Тесей тихонько мать отстранил, взял ее лицо осторожно руками обеими и, глядя прямо в глаза ей, нежно сказал: