Теселли

Осенью, в пору сбора орехов, Саледин-ага взбирался на самую высокую ветку. Ни за что не держась, обхватив обеими руками длинную палку, он сшибал орехи. Так же смело он заставлял действовать и сыновей. Саледин-ага был прекрасным охотником. Он брал сыновей по очереди на охоту. Повстречав зайца, сам не стрелял — пусть его убьет сын. И если первому зайцу удавалось удрать, Саледин-ага не возвращался с охоты до тех пор, пока сын не убивал другого. Он научил Рустема находить заячьи следы на совершенно сухой и твердой земле.

Но не только охота увлекала Рустема. Любимым его развлечением были скачки, джигитовка. Самые интересные скачки устраивались в дни свадеб. Свадьба удалого парня Ризы долго откладывалась. Отец его, Демирджи Куртбедин, был на войне. Но, вернувшись без правой руки и с двумя сломанными ребрами, он сказал жене:

— Айше! Я не знаю, сколько мне еще осталось жить… Хочу видеть своего сына счастливым… видеть его свадьбу.

После этого была назначена свадьба Ризы.

Гостей собралось много. Из соседней деревни Гавра на самых прославленных скакунах приехали три джигита. Но Рустем был спокоен. Он четыре дня и четыре ночи не отходил от своего Ак-Табана, тренировал на дальних дистанциях, проверял его дыхание.

В день скачек Рустем вывел коня во двор, тщательно почистил скребком и щеткой, хвост и гриву помыл теплой мыльной водой, подсушил, заплел хвост и коротко завязал его узлом. После полудня, когда джигиты начали собираться в узком переулке, позади Джума-Джали, Рустем натянул на ноги сапоги Фикрета, на голову надел каракулевую шапку и, вскочив на Ак-Табана, отправился на сборный пункт.

И стар и млад с восхищением оглядывали статного коня с завязанным в узел хвостом и молодцеватого джигита. Привыкший к скачкам Ак-Табан, приближаясь к воротам, где происходил свадебный пир, заволновался: непрерывно кивая горделивой головой, он заиграл под седлом, то бросаясь вперед, то отступая назад, то становясь на дыбы. Рустем натянул поводья, чтобы повернуть его в сторону.

В это время из ворот вышли две девушки. У одной из них золотистые волосы спускались ниже пояса, У другой же тоненькие черные косички скромно прятались под платком. На головах у девушек красовались вышитые золотом высокие бархатные фески, на шее звенели золотые и серебряные украшения. Золотоволосая оглядела Рустема и его скакуна и, повернувшись к подруге, нарочито громко произнесла:

— Больно уж вырядил коня. Похоже, на скачках будет сзади подбирать подковы!

Громко рассмеявшись, девушки направились к фонтану. Несмотря на то что лица их скрывались под прозрачной фырлантой — тонким шелковым платком, Рустем сразу узнал их. Золотоволосую звали Гулярой — это была дочь Гафара из нагорной части деревни, а ее подругу — дочь Тарпи Нафэ — Шевкией.

Насмешка задела Рустема, и он сердито крикнул:

— Еще посмотрим, кто из нас будет подбирать подковы: я или твой брат Веис!

Девушка остановилась, приоткрыла лицо:

— Когда мой брат доскачет до финиша, вы будете еще только у табачного сарая Тарахчи-Али.

— Как бы не так! — воскликнул юноша и уже совсем другим тоном спросил: — А почему вы уходите со свадьбы, Гуляра? Вы очень торопитесь?

— А что?

— Да так, — замялся Рустем. — Я хотел бы вам что-то сказать…

— Судьба ваша, Рустем, еще туманная! Посмотрим, что будет после скачек! — отшутилась Гуляра.

— Вы сомневаетесь?

— Сомневаюсь.

Вновь прикрывшись фырлантой, она потянула Шевкию за руку, и девушки поспешили дальше. Рустем проводил их смеющимся взглядом.

Вскоре на улицу вышли музыканты, а за ним сваты, гости, и все направились к фонтану. На площади толпа собралась вокруг двадцати верховых джигитов, выстроившихся в ряд. Под звуки давула и зурны всадники перестроились по трое и тронулись в направлении шоссе. Показывая на того или другого джигита, девушки пересмеивались между собой, поддразнивая друг друга. Каждая из них старалась доказать, что именно ее избранник будет победителем на скачках.

Всадники скрылись за поворотом переулка Асма-кую.

На площади началась пляска. Палки барабанщиков-давульщиков четко отбивали такт. Все — от столетних стариков до десятилетних парнишек — танцевали хайтарму. Зрители, восхищенные особенно хорошим исполнением, засовывали под шапки молодых плясунов бумажные деньги.

Некоторые из джигитов, успевшие хлебнуть на свадьбе, выхватывали из-за пояса пистолеты и стреляли в воздух. Амет, извозчик Джеляла, и Суннетчи Осман вошли в круг и, подняв руки, пустились вприсядку танцевать лазский танец, выкрикивая: «Присядь! Встань — Ашая энь! Юкарыя калк!»

Среди этой шумихи двое весельчаков выкатили из свадебного двора бочку и, подкатив ее к танцующим, начали угощать всех вином. Но веселье в самом разгаре остановилось — все взгляды устремились на появившегося он-баши Абдурамана.

— Что за колготня?! — закричал он, размахивая нагайкой. — Что за сборище? Там, на фронтах, люди кладут головы за царя… А вы? Пируете? Прекратить!