Теселли

— Каждую неделю угоняют людей на войну, — задумчиво проговорила девушка. — И не только молодых. Неужели заберут и папу? Говорят, что Джелял дал слово волостному правлению отправить из нашей деревни еще шестьдесят человек. Да ниспошлет аллах всякие напасти на голову этого дангалака[16]!

— Шестьдесят человек? А кто же тогда будет обрабатывать его табачные плантации? Не дочь же его Эмине и не сын Исмаиль? Ты посмотри, сколько человек уходят по утрам работать на них. Больше половины деревни! А сколько еще украинцев-сезонщиков там? Кого же он собирается на фронт отправлять?

— Тех, кто им недоволен.

— Ему благодарны только Кязим-бей да Зекирья. Но они-то табак не окучивают.

В это время за скалой послышались конский топот и чьи-то голоса. Гуляра в замешательстве поднялась и, подхватив гугюм, поспешила домой. Рустем спрятался в орешнике над источником.

Шла война, джигиты уходили из деревни, и все труднее становилось многим семьям. Нужда заглянула и в дом плотника Саледина. Она заставила и Рустема пойти работать на табачные плантации Джеляла. В Бадемлике появились урядники и приставы. Волостное правление забирало у жителей рабочий скот, уводило коров. Рустем лишился Ак-Табана. Вся семья четыре месяца работала не покладая рук, урезывая себе в пище, чтобы скопить денег, и, наконец, купили клячу. Она была так худа, что можно было пересчитать все ребра, а тонкая шея чудом поддерживала костлявую голову. Саледин-ага маялся с беднягой, откармливал все лето, пока она не набралась сил.

Пришла осень, а за ней и зима. Нужда все теснее сжимала горло жителей Бадемлика.

А весною вновь зазеленели, зацвели леса в горах. Только они и радовали жителей.

Занятые с утра до вечера работой, Рустем и Гуляра редко видели друг друга. Он подстерегал Гуляру теперь на полевых тропах, в ярах, а в один из майских вечеров опять встретил у Теселли.

Увидев юношу, неожиданно появившегося из-за скалы, Гуляра растерялась.

— Что вы здесь делаете? — спросила она дрожащим голосом. — Я так перепугалась: думала, какой-нибудь качак.

— Я давно здесь. Поджидаю вас.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Но… мне скучно без вас, Гуляра!

— Ах, Рустем! Расскажите лучше, как вы живете, как ваша семья?

И Рустем рассказал:

— Фикрет пропадает где-то целыми месяцами. Иногда придет ночью, а потом опять исчезнет надолго. Никому ничего не говорит. Странный брат у меня. Я думал, что он скрывается в лесу. Но позавчера ночью Сеттар-ага был у нас. Он сказал, что с Фикретом не встречается давно.

— Где же он тогда?

— Не знаю. Боюсь, как бы вновь не связался с Исмаилом.

— С сыном дангалака?

— Да.

— А какие у него с ним могут быть дела, Рустем?

— В прошлом году Фикрет хотел жениться на Эмине, — сестре Исмаила. Отец наш не согласился.

— Но Эмине красивая девушка. И умная. Она и характером совсем не похожа на своего брата.

— Все это верно, но мне кажется, что сейчас трудно даже думать о женитьбе. Времена-то…

— Вы совершенно изменились, Рустем. Я начинаю вас бояться.

— Почему, Гуляра? Разве я такой страшный?

— Нет, но вы за последние дни стали произносить такие слова, каких я ни от кого не слышу.

В эту минуту, совершенно неожиданно, из-за изгороди чаира, находившегося недалеко от источника, показалась голова Фикрета. Гуляра испуганно вскрикнула и, схватив гугюм, хотела убежать, но Рустем удержал девушку. Тогда она вылила воду и, вновь подставив гугюм под желоб, нагнулась за ним.

— Что ты здесь делаешь в такой поздний час? — спросил Фикрет брата, спрыгивая с забора. Но, заметив Гуляру, хитро улыбнулся. — А-а, понятно. Страдаешь, стало быть. Здравствуй, Гуляра!

— Здравствуйте, Фикрет-ага…

— Сидите и оба молчите?.. И где? У Теселли, где обычно люди изливают свою нежную любовь.

— Я жду, пока Гуляра наберет воду.

— Я помешал вам, не так ли?

— Нисколько. Откуда ты идешь, Фикрет? Мать очень беспокоится за тебя.

Гуляра наполнила гугюм водой, просунула руку в его изогнутую ручку и, прижав к боку, направилась домой.

— До свидания, — сказала она. — Спокойной вам ночи.

— До свидания, Гуляра! — ответил Рустем. А Фикрет сделал вид, будто и не услышал ее.

— Чего матери обо мне беспокоиться? — грубовато бросил он, когда Гуляра скрылась за поворотом тропинки. — Сами заставили меня покинуть дом, а теперь беспокоятся?.. Не понимаю.

— Мать… Она не может не беспокоиться. Ты это должен понимать.

— Зачем они меня тогда прячут?

— Затем, как я догадываюсь, чтобы ты не был убит на войне.

— А почему ты думаешь, что я обязательно буду убит?

— Может быть, и не будешь, — ответил Рустем. — Но разве тебе хочется идти на войну воевать за царя?

— А за кого, по-твоему, следует воевать?

— За того, кто хочет избавить нас от нужды.

— А разве есть кто-нибудь, кто сможет это сделать?

— Сеттар-ага говорит, что есть…

— Сеттар бредит. Где он раскопал эту ересь: власть бедных, власть богатых! Почему он забивает нашему отцу голову всей этой чепухой?

— Это не чепуха, Фикрет! Ты заблуждаешься. Сеттар-ага зря ничего никогда не говорит. Он был на войне и бежал оттуда… и, по-моему, не зря.

— Бежал потому, что на войне страшно. Он просто дезертир.

— Что ты этим хочешь сказать?