Теща Дракулы

— Это не сказка. Придет ночь, и позовет тебя зов, против которого не сможешь устоять. Следуй Луне, она приведет тебя к знанию ламий. Не отказывайся от них. Твой отец сохранил душу, но потерял княжество. А ведь мог бы стать владыкой мира. Кровь ламий передается по женской линии, но женщины не имеют той силой, какой обладают сыновья. Пусть спит в тебе Познавший кровь, однажды он проснется, и мир содрогнется. Жаль только, что я этого не увижу.

Мать оказалась права. Она умерла в родах. Отец посмотрел на крепкую новорожденную девочку, плюнул и уехал. Свою сестру Влад той же ночью придушил, ведь она убила единственного человека, кто испытывал к нему искреннюю нежность.

* * *

— Как там княгиня, Божана? Которую неделю из своих покоев не выходит. Жива ли?

— Иссохла ивой плакучей. Кожа да кости. Купала ее сегодня — все тело в синяках, а на шее — следы зубов. Ранка совсем свежая — кровушка только-только запеклась. Дрожит, лебедушка, даже в горячей воде согреться не может.

— Укусы откуда? Может, клопы?

— Какие клопы, окстись! Не иначе — вампиры. Давеча Любицу покусали, под утро девка дух испустила. Отец Мититей даже отходную не успел прочитать. Теперь осиновый кол в сердце загонят, серебро на глаза положат, руки узлом скрутят и только потом похоронят.

— Зачем?

— А затем, что если не сделать так, то вампир из-под земли выйдет. Похоронишь его, а он туманом просочится сквозь толщу земли, выйдет на поверхность и прежнюю форму обретет. Не верь тому, что видишь. Вампир хитер и коварен: может обращаться в кошек, летучих мышей, в змей и волков. Любит лунные ночи и по лунному лучу плывет, как по реке. А захочет, так и по стенке проползет, никто и не заметит.

— Сказки сказываешь! По лунному лучу! Где ж ты в Валахии вампиров видела?

— А кто их видел, того уже нет. Упыри хитрые и коварны, раньше только по ночам являлись, а теперь и посредине дня могут, если солнца на небе нет. Мне бабка сказывала, что упырь ни мертв, ни жив, но живет в смерти. Наяву тощий и волосатый, а как насосется, становится таким жирным, что едва не лопается от сытости. Потому и кровь сочится изо рта, ушей и носа. Кожа у него дряблая-дряблая, белая-белая, губы красные, между ними острые клыки. Ногти, загнутые, словно когти хищной птицы, грязны и тоже сочатся кровью. А пахнет от него гнилью.

— Не встречал такого, Божана, ей-богу.

— Твое счастье. Встретишь — либо умрешь, либо сам таким станешь. Либо влюбит в себя так, что про все на свете забудешь.

— Я же мужчина!

— Ишь ты! Въедливый какой! Ну, так упырицу к тебе подошлют, против ее красоты точно не устоишь. А как зубы покажет, поздно будет. Про то точно знаю.

— Ох, и ужасы рассказываешь. Про княгиню словечко молви? Как она?

— Сама не ведает, что с ней. То плачет, то смеется. Вот только смех нехороший — так смеются только те, кто разум свой растерял. И молиться редко стала. Вчера ее укорила, мол, в церковь не ходит, а она смотрит на меня: «Стоит ли к Богу идти, Божана, если до нас ему и дела нет».

— Ересь какая!

— И я так сказала. Улыбнулась и на икону смотрит. А по лицу богоматери слезки текут и на пол жемчужинками падают.

— Быть не может!

— Смотри!

— И впрямь жемчуг. Крупный какой.

— По грехам. Только вот, что я тебе скажу, — боится она мужа до смерти. Как заслышит его шаги, тут же сжимается, словно горлинка, и сердечко так быстро-быстро стучит. Но пуще мужа Ебаты сторонится. Чувствую, что меж ними что-то происходит, а доказать не могу.

— Твое дело маленькое, Божана: язык понапрасну не распускай, да хозяйские покои держи в порядке. Сама знаешь, больше, чем лжи, господин не терпит непорядка. Если грязь или пыль, мигом осерчает.

— Больной он до чистоты!

— А что поделать? Так воспитали князя, и не нам, прости Господи, его менять. Сказывают, встретил как-то Дракула крестьянина в короткой грязной рубахе. Разгневался его величество, увидев мужика в таком виде, спросил, женат ли тот. «Женат, твое величество». Князь рассердился еще больше: «Значит, твоя жена из тех, по ком давно тоскует земля. Как же не сделает она рубашку, которая прикрывала бы твои ноги? Почему не постирает? Срам какой! Казнить ее!». Мужик и слова не успел в защиту жены сказать. Цепеш, сама знаешь, на расправу короток. После привел Дракула другую женщину и отдал ее замуж за вдовца. Говорят, что эта женщина так трудилась, что времени не хватало даже поесть. На одно плечо она клала себе хлеб, на второе соль, и так работала.

— Славно сказываешь. Теперь послушай мою историю: крестьянин тот так тосковал по первой жене, что взял да и умер через год на ее могиле.

— Откуда знаешь?

— То дядька мой был, на всю округу первый неряха. А женка его рукодельницей слыла. Пряла и вышивала, как пела. А уж какой кисель готовила — язык проглотишь. Виновата ли она в том, что мужу нравилось в грязном исподнем ходить?!

— Смелая ты, Божана. Князь смелых любит, а вот болтливых совсем не привечает.

— Ничего не боюсь, ик, и князя не боюсь, ик. Уходи икота к паршивому Прокопу. Водичики, дай! Уф, полегчало! Заморил жену, столько людей уничтожил, бога совсем не боится… Не боюсь его! Сейчас все скажу.

* * *