Теща горного короля

Но Райна только плечами пожала. Тот вечер, когда мы наедине разговаривали о жизни Юнии, так и остался единственным. Конечно, я задавала ей вопросы, но она почувствовала, что я ей не доверяю, и держалась сдержанно. По сути, мы смотрели из окопов и выжидали, как будут развиваться события.

Если что-то можно было узнать от других, я спрашивала. Например, у Миры. Выяснилось, что Индрису, когда Юниа выходила за него замуж, уже перевалило за сорок. Был он вдовцом, единственный сын которого умер в ту же эпидемию, что и отец Юнии. А сам Индрис скончался, немного не дожив до шестидесятилетия, от какой-то другой болезни, незаразной. По местным меркам солидный возраст, хотя, конечно, и не преклонный.

Меня мучило любопытство. Если от зарянки умирают только мужчины, каким образом не получается демографического перекоса в сторону женщин? Но все оказалось достаточно прозаично. По какой-то неизвестной причине мальчиков в Иларе всегда рождалось значительно больше. Я знала, что так же происходит и в нашем мире, но не настолько выраженно. Точных пропорций мне, конечно, никто не сказал бы, но если в семье здесь было несколько детей, сыновей всегда оказывалось больше, чем дочерей. В результате после эпидемий мужчин оставалось примерно столько же, сколько и женщин. Или чуть меньше.

Я подумала, что, возможно, зарянка – это такой естественный регулятор численности мужского населения. Особенно если учесть, что в Иларе нет ни войн, ни голода.

Придерживая на расстоянии Райну, я присматривалась к Мире. Хоть кому-то надо же было доверять. Тем более она почти постоянно находилась со мной. Девушка мне нравилась, но было в ней что-то такое… Я не могла сформулировать свое ощущение и поэтому не торопилась приближать ее к себе так, чтобы она стала подругой, а не только служанкой.

Уже на третий день жизни в замке мне случайно стал известен один ее секрет. Разгуливая по коридорам, я остановилась, услышав голоса за углом. Разговаривали Мира и какой-то мужчина. Он объяснялся ей в своих чувствах, как я поняла, уже не впервые, а она осторожно увиливала. Мол, ты мне очень нравишься, но пока я не готова к чему-то большему.

Меня разрывало между праздным любопытством и нежеланием быть бестактной, поэтому я топталась на месте, не зная, уйти или наоборот повернуть за угол. Кончилось все тем, что воздыхатель Миры сам вышел мне навстречу. Это был Инур, тот самый юноша, который прислуживал мне за ужином в первый вечер. Увидев меня, он испуганно замер на месте, но я молча подмигнула: спокойно, парень, все в порядке.

Вообще, надо признать, мальчишка этот мне был очень даже симпатичен, не зря же пробежала огородами мысль о маленьком развлечении. И в иных обстоятельствах я, может, и правда задумалась бы о чем-то подобном, несмотря на то, что он годился мне в сыновья. Но, во-первых, он был влюблен, а во-вторых… была влюблена я. И точно не в него.

Айгер все больше и больше становился моим наваждением. Я говорила себе: все безнадежно. Он оттолкнул Юнию, когда та сама пришла к нему, потому что не мог простить ее предательства. О чем же говорить теперь, после того как она фактически вынудила его жениться на Эйре, а потом пыталась свергнуть с трона? Надо быть полной идиоткой, чтобы на что-то надеяться.

Но чем больше я убеждала себя в этом, тем хуже становилось. Есть поговорка, китайская, кажется: утопающий хватается за змею. Моей змеей – ядовитой! – было то обстоятельство, что какие-то чувства у Айгера к Юнии все равно остались. Наш разговор в тюрьме был тому подтверждением. Гнев, боль – да, но не равнодушие. Он все помнил. И тот поцелуй в горах, когда был уверен, что я без сознания…

Я снова и снова перебирала все воспоминания о нем – свои и те, что мелис передал от Юнии. И самым ярким из них было… ну ясно какое. К сожалению, не мое. Возможно, многое к нему добавило мое воспаленное воображение, но мне было уже все равно. Потому что я помнила все так, словно это на самом деле происходило со мной, причем не много лет назад, а только что.

Запах его кожи, от которого кружится голова. Взгляды – глаза в глаза. Прикосновения, разливающие по всему телу медово-тягучие сладкие волны. Ласки - такие жаркие, что, кажется, их невозможно вынести. И ослепительная вспышка наслаждения – одна на двоих. Шепотом, задыхаясь: «Я люблю тебя, Юнна»…

По полночи я вертелась в постели без сна, думая о нем. Потом засыпала и видела сны, которые заставили бы рыдать от зависти любого порнорежиссера. А утром просыпалась злая, ненавидя весь свет.

И вот одним таким злым утром я сидела в большой комнате, выходящей в холл. Солнце рисовало квадраты на ковре – дожди уже несколько дней как закончились. От тягостного безделья я все-таки решила заняться рукоделием. Вязание на кривых спицах не пошло, они без конца вываливались и путались. А вот вышивка тоненькими шелковыми ленточками, при всей тупости этого занятия, неожиданно зацепила.