Теща

А меня – доктора физико-математических наук, заведующего сектором стохастического моделирования Института математики регионального научного центра АН РФ, по совместительству профессора кафедры математического моделирования местного университета, уже в сорок лет имевшего шестерых защитившихся аспирантов – меня в этом вопросе никто не послушает.

И от теоретических рассуждений пора вернуться к воспоминаниям.

Когда, нарастая лавинообразно, удовольствие захлестнуло меня с головой, во мне пошел неуправляемый процесс, чем-то напоминающий неконтролируемую икоту, происходящую в неожиданной части тела.

В самый последний момент я сжал зубами край одеяла, чтобы отключившись, криком не разбудить мать.

Если бы мне в тот момент предложили альтернативу: жить дальше, ожидая неизведанных радостей, или умереть сейчас от переизбытка удовольствий – то я выбрал бы второе.

Я вел насыщенную жизнь. Правда, она была наполнена пустячными хлопотами: борьбой за оценки по предметам, из которых почти все – типа истории или биологии – меня не интересовали, и противостоянием с одноклассниками, дебильными детьми таких же дебилов родителей. Разумеется, с детства являясь не дураком, а математиком, я понимал, что взрослая жизнь может подарить взрослые удовольствия, в тысячу раз более сильные, чем сейчас.

Но они оставались далеко впереди.

А эти были тут и не требовали ждать.

И я понял, что открыл себе ворота в рай.

Вытерев липкий живот, я перевернул одеяло мокрой стороной вверх, зная, что к утру ничего не будет отличаться от следов ночных видений.

Я уснул совершенно счастливый, упоенный предчувствием, случившееся виделось началом большого пути.

5

Исследователь от природы, наутро я понял, что хочу более досконально изучить свое тело.

Но, разумеется, это стоило производить при свете дня и не опасаясь родителей: я ничего не знал о предмете, но подсознательно понимал, что непристойность будет подвергнута осуждению.

Хотя – опять-таки с позиций взрослых знаний – я понимаю, что нет ничего более глупого, чем осуждать мальчишку, запершегося в туалете. Или девочку с круглым зеркальцем на кровати.

В пятницу у нас было всего четыре урока и я возвращался из школы на два часа раньше матери.

Зная, что все ненужное случается в неподходящий момент, я задвинул пуговку французского замка на случай, если кого-то из родителей принесет до срока. Я мог сослаться на то, что задел ее случайно, снимая куртку в передней.

Раздеваться полностью я не стал, прошел в родительскую комнату к материному шифоньеру, который имел большое зеркало.

Об опыте исследования я мог бы сейчас написать добрый десяток страниц.

Но подобное в той или иной мере испытал каждый мужчина, Америки я не открою.

Я рассматривал себя и так и сяк и этак, и в итоге, конечно, перестарался. В тот год, при минимальном уровне чувственного управления своим телом, конечно, иного и не могло произойти.

Потом, помывшись в ванне, я похолодел: ковер родительской спальни, где я плясал босиком перед зеркалом, был светлым; испачканный, он выдал бы меня с головой.

Однако я везде стремился доходить до самой глубины.

Рисковать я не мог, наслаждаться уже умел, мне требовалось изучить суть явления.

Все обдумав, я решил использовать чердак соседнего дома.

6

Он стоял на краю квартала и был невысоким строением засыпного типа, возведенным еще в военные времена. На чердак, не имевший двери, вела простая деревянная лестница; в более спокойные времена хозяева сушили под крышей белье; теперь там собирались подростки с красным вином.

Вот туда-то – благо наступила весна и сильно потеплело – я заглядывал каждый день после школы, ставил увлекательные эксперименты над собой в дальнем углу, загороженном толстыми дымоходами, имеющими форму параллелепипедов.

Научившись делать все сколь угодно быстро, я задался вопросами: как усилить удовольствие, можно ли его приостановить, можно ли продолжить с того же места и с новыми силами?

И то и другое я понял, хотя и не сразу.

И об этом я тоже мог бы написать целый трактат, но это отклонит вектор понимания в сторону от меня нынешнего.

Скажу лишь, что став виртуозом, я научился многому.

Выяснив предел резерва в этих направлениях, я стал искать пути усиления в самом процессе.

7

От воспоминаний о тех мальчишеских опытах, мне делается даже не стыдно, а смешно.

И даже кажется, что несолидно вспоминать о том в моем нынешнем возрасте и положении серьезного мужчины, не обремененного извращенными привычками. Но из песни нельзя выкидывать не только слова, но даже звука – и раз уж я решил вспомнить восхождение на вершину знания, то стоит оставаться честным до конца.

Я выяснил, что при знании дела наслаждение можно увеличить механическим способом, примененным как снаружи, так и изнутри. Разнообразие испробованного трудно описать, да и не нужно.

Наверное, узник одиночной камеры при пожизненном заключении менее изобретателен в способах выжимания удовольствия из единственного предмета, оставленного для радости, чем я – приличный советский школьник.

Бывший октябренок, в том момент пионер, будущий комсомолец.