Теща

Нет, конечно – обо всем безжалостно напоминала фотография.

Увеличенный портрет в деревянной рамке, перечеркнутый черной ленточкой по левому верхнему углу.

Фото стояло на серванте – точнее, на полке книжного шкафа около телевизора – а перед ним, накрытый куском хлеба, грустно искрился граненый стаканчик водки.

Это входило в традиции.

Но я совершенно некстати подумал о том, что Ирина Сергеевна не пила.

Не пила вообще, сколько я ее знал.

А знал я ее долго…

Чтобы уточнить конкретику, мне требовалось вспомнить слишком много в своей собственной, еще не прожитой до конца, но уже частично позабытой жизни.

И учесть, что знал я ее не просто по времени, а как мало кто из самых близких.

Во всяком случае, я знал Ирину Сергеевну гораздо лучше дочери.

Ее дочери, моей жены Нэлли.

Часть вторая

1

В школе удачно отменили сразу три последних урока: подходила к концу четверть, и учителя – как я понимаю теперь – разленились не меньше, чем ученики.

Я поспешил домой и, не опасаясь раннего прихода матери, даже не защелкивая кнопку, занялся собой.

Помня про родительский ковер, я занимался преступным делом в туалете. Там казалось достаточно уютно, сидеть было удобнее, чем стоять, и не стоило опасаться за кафельный пол, который возвращался в идеальное состояние одним движением тряпки.

Я снял себя половину одежды, растряхнул, аккуратно сложил и повесил на проходящую по стене отопительную трубу, какая сегодня именуется полотенцесущителем, а в те годы названия не имела.

Уселся удобно, никого не стесняясь и ничего не боясь.

Закрыл глаза и вспомнил отделанную узкими кружевами тайную вещицу с чердака.

Представил реальную женщину, которая носила его, укладывала в чашечки теплые молочные железы.

Наслаждение пришло раз в десять быстрее обычного и, кажется, оказалось более сильным. В последние секунды я почти видел, как эта женщина снимает бюстгальтер, подносит грудь к моему лицу и вкладывает мне в рот свой сосок, который был жестким, как резина, и имел вкус взбитых сливок.

Я понял, что фантазия о женщине – безразлично какой, абстрактной, но имеющей все детали тела, мне неизвестные в реальности – многократно ускоряет результат.

На следующий день уроков не отменяли, по дороге домой я завернул на чердак.

Бюстгальтер покоился под кровлей на дальней балке; я его припрятал сразу, опасаясь, что неизвестная владелица хватится, вернется и заберет. С ним я развлекался в полную силу, но видел лишь отстраненный предмет, который случайно вызвал бурю в моем теле.

Теперь я стал наслаждаться, видя в иллюзиях женщину, которая только что его сняла. Хотя, конечно, ничего особенного я не видел, поскольку реальной обнаженной женщины не видел никогда в жизни, даже в кино или по телевизору: в те времена таких вещей не показывали.

Но я вводил себя в такой транс, что, кажется, даже ощущал ее запах – какого еще и не представлял.

Хотя на самом деле с некоторых пор я стал обонять нечто смутно томящее рядом со своей соседкой по парте, круглоглазой Таней Авдеенко.

Не так давно я зашел в незнакомую парикмахерскую, решив подровняться. Все мастера оказались занятыми, я сел в маленьком холле на диван перед телевизором, где орали и кривлялись под музыку какие-то обкуренные негры. Слева у стены стоял стеклянный шкаф со штабелями краски для волос, батареями шампуней и чем-то еще, соответствующим роду деятельности. Я подумал, что витрина призвана демонстрировать посетителям богатство парикмахерского спектра.

На самом деле жидкости и притирки стояли на виду потому, что в убогом заведении недоставало места для их хранения.

Пока я ждал своей очереди, из зала вышла мастерица, отомкнула дверцы ключом и принялась рыться в поисках коробки с краской для седого старого дурака, который сидел в кресле с видом школьника, напомаживающегося к первому свиданию.