В сорок седьмом наводнение было. Домина плывёт, занавески болтаются, старуха, старик и мальчонка сидят на крыше. Коровушки плывут, плывут и потонут. Собаки плывут. А свиньи визжат и захлёбываются.
Жизнь странная, лукавая, несамостоятельная. Живём гнездо на гнезде.
Салфетка упала с балкона. Хоп её себе в сумочку. Я ей кричу: "Женщина, женщина!" Ведь не глядит даже на меня.
Не будет того, что было.
Девочка стоит у прилавка, зарёвывается.
— Что ты, девочка, плачешь?
— Десять копеек не хватило.
— Что ты покупала?
— Молоко, сметану.
Я продавщице говорю: Ну что она ревёт, и вы тут работаете… Отобрали у девчонки молоко, "иди домой за деньгами"… Ну ка, сколько она вам должна?
Продавщица: "Так богатства не наживёшь".
— Зато ты наживёшь. Начто мне оно.
В другой раз прихожу. Колбаса на витрине. Мальчишка голодный орёт. "На, ребёнок, только не кричи." Продавщица усмехнулась. А она на пенсии уже. Она так недовешивает. Кто недопонимает. Ой, что она делает. Паразитка.
Убрали, наконец. Молодую посадили. У меня всё посчитала, сдачу мне подаёт. Выхожу из магазина, что такое: и продукты в сумке, и кошелёк полный, всё купила и деньги домой несу… Вернулась:
— Вот, голубушка сизая, давай снова посчитаем.
А продавцам не нравится, они так и косятся на неё, — деньгУ чуть не упустила…
Так-то, кахонюшки…
Куда хватают? Как последний день живут.
А наша братия? Мамаши. Иная ребёнка за десять копеек отлупит.
А как туда мало с собой дают. Шесть гвоздей дадут да три доски, четвёртой закрывают.