Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный

Он будет бороться со злой судьбой и осуществит свой первоначальный замысел.

Джуд прошел чуть дальше вперед, и на северо-востоке перед ним открылся горизонт. Там и в самом деле было слабое сияние, легкая светящаяся дымка, видимая только для глаз верующего. Но ему и этого было достаточно. Как только закончится срок его ученья, он отправится в Кристминстер.

Он вернулся домой повеселевшим и помолился.

Часть вторая В Кристминстере

Кроме души своей, нет у него звезды.

Суинберн

Notitiam primosque gradus vicinia fecit;

Tempore crevit amor.[15]^{140}

Ovid.

I

Следующий примечательный шаг в жизни Джуда совпадает с появлением его на дороге, по которой он шел сквозь сумерки все вперед и вперед, под сенью деревьев, на которых уже трижды сменилась листва с тех пор, как он ухаживал за Арабеллой, а потом разорвал неудавшийся брачный союз с ней. Он направлялся в Кристминстер и находился в миле или двух к юго-западу от города.

Мэригрин и Элфредстон остались наконец позади: годы учения кончились, и с инструментом за плечами Джуд как бы собирался начать новую жизнь — жизнь, которую он предвкушал почти десять лет, если не считать перерыва, связанного с увлечением Арабеллой и женитьбой.

Теперь Джуд был молодым человеком с волевым, задумчивым и скорее серьезным, чем красивым, лицом. Смуглый, с темными, под стать коже, глазами, он носил коротко подстриженную черную бороду, необычно густую для его возраста; борода эта и шапка черных курчавых волос доставляли ему немало хлопот: их приходилось расчесывать и отмывать от каменной пыли, которая садилась на них во время работы. Что же касается самой работы, то поскольку он обучался ремеслу в провинции, он был мастер на все, включая тесание камня для надгробных плит, обработку камня для реставрации готических церквей и вообще всякую резьбу по камню. Возможно, в Лондоне он выбрал бы себе какую-то одну специальность — стал бы мастером по лепным украшениям или лиственному орнаменту, а быть может, и скульптором.

В тот день он доехал на двуколке от Элфредстона до ближайшей к Кристминстеру деревни и оставшиеся четыре мили шел пешком, не по необходимости, а по внутреннему побуждению: именно так ему всегда представлялось его прибытие в этот город.

Окончательно решить с переездом ему помогло одно любопытное обстоятельство, связанное скорее с его чувствами, чем с разумными намерениями, как это часто бывает с молодыми людьми. Проживая в Элфредстоне, он зашел как-то в Мэригрин проведать свою двоюродную бабку и между медными подсвечниками у нее на камине заметил фотографию хорошенькой девушки в широкополой шляпе с вуалью, складки которой расходились в стороны, словно лучи нимба. Он спросил, кто это, и бабка буркнула в ответ, что это его двоюродная сестра Сью Брайдхед из враждебной ветви их рода; на дальнейшие расспросы старуха отвечала, что девушка живет в Кристминстере, но где и чем занимается — ей неизвестно.

Фотографию бабка не захотела отдать, но она все время стояла у него перед глазами и в конечном счете ускорила осуществление давнишнего его намерения последовать за своим другом — школьным учителем.

На вершине горбатого отлогого холма он остановился, впервые увидев Кристминстер вблизи. Серокаменный, с буровато-коричневыми крышами город стоял у самой границы Уэссекса, чуть вдаваясь в него в самой северной точке извилистой пограничной линии, вдоль которой лениво несет свои воды Темза, орошая поля этого древнего королевства. Дома его мирно отдыхали сейчас в свете заходящего солнца, и только флюгера на многочисленных шпилях и куполах оживляли своим блеском спокойные, размытые тона пейзажа.

Спустившись с холма, он зашагал по ровной дороге между рядами подстриженных ив, смутно вырисовывавшихся в вечерних сумерках, и вскоре увидел первые огни городских окраин — те самые огни, что озаряли небо мерцающим сиянием, которое столько лет назад, в пору мечтаний, уловил его напряженный взор. Они недоверчиво мигали ему желтыми глазами, словно, прождав его все эти годы и разочарованные его медлительностью, не очень-то обрадовались ему теперь.

Дик Уиттингтон в душе, он стремился к целям более возвышенным, чем грубая материальная выгода^{141}. С настороженностью исследователя проходил он по окраине города, но подлинного города в этой части предместья не видел. Его первой заботой было найти себе пристанище, и он тщательно изучал такие кварталы, где ему могли бы предложить за умеренную плату скромное помещение, в котором он нуждался; в конце концов он снял комнату в предместье, именуемом в народе «Вирсавия»^{142}, хотя он этого еще не знал. Устроившись на новом месте и выпив чашку чаю, он вышел погулять.

Была ветреная, безлунная, полная шорохов ночь. Чтобы сориентироваться, он развернул под фонарем карту, которую прихватил с собой. Ветер шевелил и трепал ее, но Джуду все же удалось установить, в каком направлении идти, чтобы попасть в центр города.