Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный

— Нет, тебе никуда нельзя идти, раз ты больна. Оставайся здесь, Сью, дорогая! Что еще я могу для тебя сделать?

— Не знаю. Я не могу унять дрожь. Мне бы согреться.

Джуд набросил на нее свое пальто, а потом сбегал в ближайший трактир и вернулся с небольшой бутылкой.

— Вот отличный бренди, — сказал он. — Пей скорее, дорогая, пей весь.

— Как же я буду пить, прямо из бутылки?

Джуд взял с туалетного столика стакан и разбавил бренди водой. Она чуть не поперхнулась, но все же проглотила содержимое стакана и откинулась на спинку кресла.

Затем она начала подробно рассказывать обо всем, что с ней произошло с момента их расставания, однако в середине рассказа язык ее стал заплетаться, голова поникла на грудь, и она умолкла. Ее объял крепкий сон. Джуд, страшно боявшийся, что она схватила сильную простуду, очень обрадовался, услышав ее ровное дыхание. Тихонько подойдя к ней, он увидел, что на посинелых ранее щеках появился румянец, а прикоснувшись к свесившейся руке, убедился, что она потеплела. Потом, повернувшись спиною к огню, он долго стоял и глядел на нее, почти как на божество.

IV

Из задумчивости Джуда вывел скрип ступенек — кто-то поднимался по лестнице.

Он живо собрал одежду Сью со стульев, где она сушилась, сунул ее под кровать, а сам уселся за книгу. Кто-то постучался и, не ожидая ответа, открыл дверь. Это была квартирная хозяйка.

— Ах, мистер Фаули, я не знала, дома вы или нет. Зашла спросить, будете ли вы ужинать. У вас, оказывается, молодой джентльмен…

— Да, мэм. Пожалуй, сегодня я не стану сходить вниз. Быть может, вы принесете ужин сюда на подносе, и еще чашку чая?

Во избежание хлопот у Джуда вошло в привычку спускаться в кухню и делить трапезу со всей семьей. Однако для такого случая хозяйка подала ужин наверх, и он принял его, стоя в дверях.

Когда она ушла, он поставил чайник на огонь и вытащил из-под кровати одежду Сью, она еще далеко не просохла, а толстое шерстяное платье было совсем мокрое. Снова развесив вещи на стульях, он прибавил огня и глубоко задумался, глядя на пар, который тянулся от мокрой одежды в дымоход.

Вдруг Сью позвала:

— Джуд!

— Да? Все в порядке. Как ты себя теперь чувствуешь?

— Лучше. Совсем хорошо. Неужели я спала? Который час? Надеюсь, не поздно?

— Одиннадцатый!

— Не может быть! Что же мне делать? — воскликнула она, встрепенувшись.

— Оставайся здесь.

— Я, конечно, согласна… Но… вдруг пойдут разговоры? А ты-то куда денешься?

— Я собираюсь всю ночь сидеть у огня и читать. Завтра воскресенье, мне никуда не надо идти. Быть может, ты избежишь серьезной болезни, если останешься здесь. Не бойся! Мне хорошо. Взгляни, что я раздобыл для тебя. Ужин!

Она села прямо в кресле, и у нее вырвался скорбный вздох.

— Я все еще чувствую слабость, — призналась она. — А думала, что уже полегчало. Мне не следовало бы здесь оставаться, правда?

Ужин все-таки подкрепил ее, а после чая она снова откинулась на спинку кресла, оживилась и повеселела.

Чай, вероятно, был зеленый или слишком крепкий, потому что после него она почувствовала неестественное возбуждение, тогда как самого Джуда, который чая не пил, начало клонить в сон, пока ее слова не привлекли его внимания.

— Ты назвал меня продуктом цивилизации или что-то в этом роде, так ведь? — спросила она, нарушив молчание. — Очень странно, что ты так сказал.

— Почему?

— Да потому, что это до обидного не так. Скорее я являю собой ее отрицание.

— Ты сущий философ. «Отрицание» — какое мудреное слово!

— Разве? Я в самом деле кажусь тебе ученой? — спросила она чуть насмешливо.

— Не то чтобы ученой, а… ты рассуждаешь не как девушка, которая… ну, словом, у которой не было возможности учиться по-настоящему.

— А у меня была такая возможность. Я, правда, не знаю ни латыни, ни греческого, но знакома с их грамматикой. И знаю многих греческих и латинских классиков по переводам, знаю и других авторов. Я читала Ламприера^{179}, Катулла^{180}, Марциала^{181}, Ювенала^{182}, Лукиана^{183}, Бомонта^{184} и Флетчера, Боккаччо, Скаррона^{185}, де Брантома^{186}, Стерна, Дефо, Смоллета, Фильдинга, Шекспира, Библию и кое-что еще. Я убедилась, что нездоровый интерес, какой вызывали иные из книг, пропадает, как только с них спадает покров таинственности.

— Ты читала больше меня, — сказал он со вздохом. — Тут есть и не совсем обычные авторы, как ты добралась до них?