А когда люди узнали, что это не просто какой-то инквизитор, а та самая Тэсса Тарлтон, наславшая безумие на Лондон, Нью-Ньюлин вышел из берегов.
Дебора и Билли Милн, чей дом, по слухам, был полон самыми разными сокровищами, заявили о том, что надо писать обращение в совет графства.
Владелец единственного магазина Кевин Бенгли целую неделю ходил полупрозрачным – он всегда становился невидимкой от испуга.
– Инквизитор, а? – тревожно спрашивал он каждого покупателя, переступавшего порог магазинчика «У Кенни».
Даже отшельник Эрл Дауни покинул свой уединенный домик на холме, чтобы спуститься в деревню и поставить подпись на петиции.
К слову сказать, эту петицию совет графства перенаправил обратно в Нью-Ньюлин, и она стала первым документом, который открыла Тэсса Тарлтон, прибыв на новое место службы.
Камила, зевая, встала с кровати и, чертыхаясь, побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе.
Сегодняшний номер «Расследований Нью-Ньюлина» уже был распечатан и стопкой лежал на кухонном столе.
«Пора ли включать мелодраму для Одри?» – гласил крупный заголовок на единственной странице издания. Так главный редактор (она же верстальщик, дизайнер, фотограф и журналист) приглашала жителей деревни к обсуждению.
Лето выдалось жарким, и дождя давно не было, но на случай засухи у них была Одри.
Щелкнув зажигалкой, Камила закурила и велела себе просыпаться быстрее.
Пора было наведаться в управление и узнать, что же так разволновало Фанни этим утром.
Тэсса ждала, что вот-вот появится Камила Фрост – та никогда не упускала случая раздобыть контент для «Расследований Нью-Ньюлина», но, к ее досаде, на пороге управления образовалась невыносимая Бренда Ловетт.
Она была в ярком цветочном платье, которое, как мешок, прятало ее круглое сдобное тело, в соломенной шляпе с широкими полями, из-под которой воинствующе сверкали круглые совиные глаза. Этот взгляд не предвещал ничего доброго.
Из карманов Бренды торчали садовые перчатки.
– Вот дерьмо, – одними губами прошептала Тэсса Фрэнку Райту, который по-прежнему сидел в кресле напротив.
До этого он добрых пять минут в полном молчании таращился на нее, как на диковинную зверушку, а Тэсса таращилась на него, потому что делать ей все равно особо было нечего.
Инквизиторский орден был очень закрытым – никаких пресс-конференций, пресс-релизов, прозрачности и отчетности. Поэтому слухов о нем плодилось великое множество, и к таким взглядам Тэсса давно привыкла. Однажды она с большим интересом прочитала статью в интернете, где говорилось, что у инквизиторов каждое полнолуние отрастали новые конечности.
– А рога? – спросила она тогда у своего куратора. – А копыта? А хвост?
Бренда Ловетт сделала несколько шагов вперед и увидела Фрэнка Райта. К новичкам в Нью-Ньюлине традиционно относились как к прокаженным, которые приносили с собой болезни и проклятия, поэтому Тэсса поспешила ее успокоить.
– Это постоялец, – сказала она, – он приехал навестить брата и надолго у нас не задержится. Доброе утро, Бренда. Вы пришли к мэру или шерифу?
– И к тому, и к другому, – сразу утратив интерес к Фрэнку, ответила Бренда свирепо. – Я пришла написать жалобу на Джона Хиченса и потребовать правосудия.
– Какое же злодеяние он совершил на этот раз? – оживилась Тэсса.
Невыносимая Бренда Ловетт и сварливый Джон Хиченс были, как и всякие соседи, смертельными врагами. Их супруги мирно покоились на кладбище Вечного утешения, но вот уже больше года их никто не навещал. Живые были заняты сварами.
В прошлом месяце, например, Джон Хиченс обвинял Бренду в том, что она под покровом ночи передвинула их общий забор на целых полтора дюйма.
Так Тэсса и обнаружила, что в Нью-Ньюлине нет никаких планов межевания, а границы земельных участков не установлены и не занесены в кадастр. Жители просто занимали тот кусок суши, который им казался наиболее симпатичным.
И следующие несколько недель ее можно было увидеть с рулеткой и лазерным дальномером, что вызвало у нью-ньюлинцев бурную волну раздражения и даже негодования.
Камила Фрост развернула в своем издании яростную полемику о том, что свободная деревня оказалась во власти неуместной бюрократии и опасного крючкотворства.
Джон Хиченс, из-за кляузы которого все это и началось, целых три дня не выходил из дома, но прокисшее молоко и вой тринадцати кошек выгнали его наконец в магазинчик «У Кенни».
– Значит, двигаем заборы, да? – приветствовал его тогда Кевин Бенгли, всегда чутко выражавший настроение всего Нью-Ньюлина.
И сейчас Тэсса, ни на миг не утратившая ощущения пронзительного взгляда Фрэнка Райта на себе, ждала: что же опять приключилось между невыносимой Брендой и сварливым Джоном.
– Джон Хиченс отравил моих кур, – сообщила Бренда голосом, исполненным трагизма и ярости.
Фрэнк Райт ухмыльнулся немного издевательски.
Серьезно, спрашивал его ехидный взгляд, вот чем теперь занята Тэсса Тарлтон?
Дохлыми курами?
Она ни за что бы в этом не призналась, но где-то в глубинах ее души рос робкий росток признательности к невыносимой Бренде и сварливому Джону.
Без них жизнь в Нью-Ньюлине была бы куда скучнее.