test

Любила и прощала все. А прощать было что. За всей его необыкновенностью, он скрывал себя, вернее, себя прошлого. Он пытался измениться, но пока у него это не получалось. Либо он не слишком старался. Так ему было привычней. Он воспитал в самом себе это стремление одурачивать людей и недоговаривать. Он был потрясающим вруном. Браво! Порой, когда я узнавала правду, естественно, когда он считал, что мне можно наконец-таки довериться, у меня волосы на голове не то что бы вставали дыбом, они разом все выпадали и не желали возвращаться. Для Франка было обыкновением соврать на счет чего-нибудь, как-то исказить реальность под выгодным ему углом. Все это он объяснял тем, что действует из лучших побуждений. Объяснял тем, что поступает в моих же интересах, но что полезного в том, что я постоянно купаюсь в его собственновыдуманных ловушках, для меня было не понятно. Все эти его игры я пропускала сквозь пальцы, просто привыкнув к тому, что если его приспичит, он сам раскроется и придет за советом, за поддержкой. Выпытывать у этого человека хоть что-то, чего он не желал рассказывать, было сущим адом. Вернее, это было издевательством только лишь над собой, плюс, просмотр бесплатного театрального номера: «Ну, чего ты пристала ко мне? Чего ты от меня хочешь? Я сам со всем справлюсь, отстань». Говорить ему о том, что близкие друг другу люди, могут делиться своими проблемами, тоже было бесполезно. Он выпытывал у меня все, знал обо всем, что я думаю, ведь естественно, желал чувствовать контроль, но что говорить о том, чтобы просто так сесть и рассказать мне о своих переживаниях? Зачем нам это? Мы потерпим, соврем, а когда что-то произойдет, выльем всю скопившуюся клоаку тебе на голову, Полина! Вот таким был мой невыносимый молодой человек, которого мне зачастую хотелось порезать на куски, замуровать в пирамиде, зацементировать, сдать в рабство, отправить за Северный полярный круг, но все упиралось в то, что куда бы он не уехал, что бы с ним не случилось, либо я поехала бы с ним, либо это случилось бы и со мной, иначе, я бы погибла. Умерла. Исчезла. Ведь без него никак.

Никак без того, кто сидел передо мной, вымаливая глазами прощение, за то, что испортил нам обоим жизнь. У всего есть своя грань. И он переступил ее. Он все-таки смог до нее добраться. А ведь я думала, что это никогда не произойдет. Что я всегда буду кушать все, что он мне предложит. Но нет.

- Ты долго будешь молчать?

Я отвернулась.

- Полина, ты же знаешь, я достучусь до тебя. Рано или поздно, но я доберусь.

«А потом я забью тебе голову своими мыслями, и ты вновь будешь выглядеть как дура» – пожалуй, ему стоило это добавить.

Наконец-таки сообразив, что на данный момент его угрозы не слишком меня пугают, он печально вздохнул и сменил тактику.

- Малыш, ты не понимаешь, как мне было тяжело. Я сам… Я не могу это объяснить, но, я думаю, ты поймешь что…

От меня никакой реакции.

- Понятно..- Еще одна черта. Он терпеть не мог идти на контакт первым. Хоть, надо признаться, ради меня он переступал через свою гордость. Стоит ли упоминать о том, что даже если он и пытался наладить все первым, все равно все в его объяснениях упиралась в то, что я либо не правильно его поняла, не правильно что-то сделала, ну или может он немного ошибся, но это несущественно, а я, в свою очередь, раздула огонь из одной искры.

Ну, уж нет, Франк! Эту войну я тебе не проиграю! Тут тебе придется попотеть, дабы вымолить у меня прощение.

- Ладно.. Я скоро приду.

Поднявшись, он прихватил валяющийся неподалеку собачий поводок и, позвав за собой нашего пса, прикрыл за собой входную дверь.

И от этого мне стало только хуже. Совсем невыносимо. Теперь я одна. И даже не знаю, что делать. Непроизвольно я вновь перевела взгляд на кровать.

До меня до сих пор не могла дойти простая истина: там спал он. Он! Он спал в ней! В кровати, в номере, который снял мой молодой человек. И он спал в ней. Тихо, без звуков. Просто спал. Спал, а я сидела напротив и.. и хотела чтоб он исчез, хотела, что его не было здесь. Я так не могла. Это было слишком. Это было не объяснимо. Как так вышло? Когда мы ехали по шоссе, в машине стояло глубокое молчание. Я прижимала к себе Франки, поскольку он был страшно напуган. Дима был полностью в дороге, а он.. Мятежный.. Паша.. Шторм… Как мне надо было называть его? Как? Он занял собой все заднее сидение и тоже молчал. О чем-то думал. Не знаю.