- Господи! Как я скучала! Как я скучала по нему! Как будто я никуда и не уезжала! Это же наш город! Я не хочу! Я не хочу больше уезжать отсюда!- Повернулась она к Франку.
Я всегда презрительно относился к подобному поведению. В большей степени, как раз-таки, столь ярым патриотизмом отличались именно Петербуржцы. Постоянно, при любой возможности, раздувая из своего города невесть что, многие из жителей Северной столицы (как они любят называть свой город), где бы они не оказались, с превышенной гордостью рассказывали о непонятно откуда взявшейся особенности своего города. Да! Я не мог спорить с ними, об архитектурных достопримечательностях, об экономическом, стратегическом весе, но все же мне было непонятна их столь горячая любовь. Я не испытывал подобного к городу в котором родился, нет, я любил Москву, это был самый главный город в моей жизни, но не самый любимый. Путешествуя по разным странам, я видел многое, я знал, что в большинстве случаев, в каждом городе, в котором я побывал, есть что-то, ради чего стоило вернутся. Но Петербуржцы рассуждали иначе, не все, но все же достаточное количество, которых я знал, искренне верили, что живут в особенном городе, в городе несравнимым с большинством. Кажется, мои новоиспеченные спутники, приходились на их счет. Я сразу же почувствовал, как изменился Франк, стоило ему сойти с трапа и ощутить на себе привычный, столь не любимый мной, Питерский угрюмый дождь. Было сложно не заметить, как обрадовалась Полина, рассматривая в запотевшее окно знакомые улицы. Единственный, кто так же как я и не испытывал особого восторга от резкой смены погоды, привыкший к теплу, солнцу, отличной погоде, Франк. Франк-младший – успешно называл я его, дабы позлить его однофамильца.
В который раз увидев нечто новое, особенное в лицах Димы и Берг, я испытал неоднозначные чувства. Глупостью было радоваться возвращению сюда. Здесь было опасно, здесь их никто не ждал. Здесь могло произойти что-то ужасное. И все-таки, может, я просто другой? Может воспитан иначе? Может быть, сейчас, когда все изменилось: изменился я, Франк, Полина, наши взаимоотношения, уже начались меняться судьбы тех, кому было суждено с нами увидится, может благодаря всему этому, я раскрою еще что-то новое? Может быть когда-нибудь, прочувствовав всех этих людей, я будут мыслить иначе? Может быть. Кто знает, вдруг этот город, в котором я никогда не оставался настолько долго, насколько планировал задержаться сейчас, действительно обладает чем-то магическим?
Все это лирика. Я стоял на мокром, сером асфальте, в свете едва горевшего фонаря, и смотрел на окна тоскливой девятитажки.
- Пошли. Он дома. Свет в комнате горит.- Мотнув головой в сторону ближайшего подъезда, произнес Франк.
====== Шестнадцатая. Павел. ======
После второго гудка домофона нам открыли, при этом не сказав ни слова.
В подъезде воняло саньем и затхлостью. Конечно же, элитным этому дому не быть никогда. Поднявшись на третий этаж Дима растерянно замер перед приоткрытой дверью. Обернувшись на нас с Полиной, пару раз глубоко вздохнув, Франк наконец-таки собрался и потянул на себя дверную ручку.
Он вошел первым. Следом Берг. Я замыкал наше шествие.
Коридор в котором мы оказались был узким и длиным, обставленный дешевой мебелью. Тускло горящая люстра освещала пару грязных ботинок, несколько курток, они тоже были грязными, колесо с диском семнадцатого размера, зачем-то приставленное к стене у самого входа и еще кучу всего, чего не должно было быть, по-моему мнению, в уважающем себя коридоре. Еле-еле выбив себе место у самой двери, я оглядывался по сторонам, даже примерно не представляя куда мы пришли.
- Поставьте ее на столик, я сейчас вынесу деньги!- Крикнул кто-то из-за двери, в самом конце коридора, видимо ведущей в комнату.
Я только было собрался обратиться к Франку с вопросом, к кому же мы пришли как тут дверь с грохотом распахнулась и в коридор ворвался необъяснимо нелепый с виду человек:
- Вот! У меня тут триста пятьдесят, без сдачи никак не вы...- На этом он поднял голову, и моментально замер.
Да я видел его. Это был один из них. Один из его друзей. Тогда этот парень мне не понравился больше всего. Никогда не понимал этого стремление у людей выделится за счет уродования своей внешности, своего лица, своего тела. Во всем надо иметь меру. Все имеет предел. Я допускал, что девушки украшали себя порой несколькими сережками в ушах, я даже нормально относился к проколам Берг. Полину это украшало, хоть по-моему мнению, ее тело не нуждалось в подобных украшениях. У Франка так же было не сложно заметить проколотое ухо. Слава Богу, дырка была только одна, ее можно было перетерпеть, но такое количество какое носил на себе его друг... Для меня это было отвратительно. Непроизвольно сморщившись, я рассматривал его испорченное лицо, оно было утыкано непонятными железками, торчащими из бровей, щек, губ. На огромные, неестественные дырки в его ушах, я просто старался не обращать внимание. Цепь. Кажется это был Цепь.