Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения

С точки зрения психологии он утверждал, по юнгианским канонам, что шизофренические наваждения затрагивают те же самые психические источники, что и древнейшие религиозные системы, и подмечал связанные с мифологией и философией сходства между образами и идеями во всей истории сект, вплоть до древних гностиков. Например, он продемонстрировал, что учение антонианцев XVIII века во всех подробностях совпадало с философией адамитов I века.

И наконец, в социологической части своего исследования он выдвинул тезис, что в процессе создания секты не так важен харизматичный лидер, как наличие группы восприимчивых последователей. В случае сильной необходимости сообщество может создать лидера почти из кого угодно, а когда секты перемещались куда-либо в другое место, то они, как правило, очень быстро умирали, за исключением тех случаев, где местное сообщество еще не было перенасыщено религиозными идеями. Он проводил черту между активными и пассивными последователями, а также между истерическими лидерами, чьи послания были предопределены их личными комплексами, и более могущественными шизофреническими лидерами, чьи доктрины глубоко уходили в архетипическую мифологию. Его лекции и очерки на тему сект, как академические, так и неакадемические, были одними из самых ярких работ Роршаха, одинаково интересные с точки зрения биографического материала, медицинского исследования, истории, теологии и психологии. Он вынашивал планы написать «толстую книгу», в которой хотел поднять множество вопросов:

«Почему один шизофреник может найти себе сообщество, а другой не может? Почему шизофреник воспроизводит первозданные человеческие идеи, в то время как невротик следует неким местным суевериям и предрассудкам? И как эти различные вещи относятся к соответствующим группам населения? Какие расы являются носителями идей коренных местных сект, а какие присоединяются только к пришлым? Все с многочисленными мифологическими, этнологическими, религиозными, историческими и прочими параллелями!»

Это был Роршах-мыслитель, а не Роршах-врач. Как Фрейд, Юнг и другие первопроходцы его времени, он хотел делать нечто большее, не просто лечить пациентов; он хотел свести воедино культуру и психологию, чтобы исследовать природу и смысл индивидуальных и общих верований.

Будучи плотью от плоти цюрихской школы, Роршах верил во взаимосвязь между психологией личности и культурой и избегал утверждений о существовании единого психологического подхода ко всем и каждому. Это могло показаться радикальной сменой направления карьеры Роршаха, но было на самом деле частью его постоянного стремления понять индивидуальные особенности восприятия мира.

Поскольку Роршах расширил рамки своей деятельности, ему вновь захотелось уехать из Швейцарии. Он начал снова штурмовать московскую бюрократическую систему, на этот раз более удачно: швейцарский посол сообщил, что Роршах сможет держать первый российский государственный медицинский экзамен в 1914 году. В декабре 1913 года он и Ольга покинули Мюнсинген и отправились в космополитичную среду, где было общеизвестным фактом, что психология и искусство неразрывно связаны, — в Россию.

Это было волнующее время. Русская культура находилась на стадии Серебряного века, насыщенная взаимными влияниями искусства, науки и оккультных течений. Российская наука — особенно в эпоху революционных потрясений — была менее специализированной и изолированной, чем западная. Главный историк психоанализа в России Александр Эткинд писал: «Поэты декаданса, философы-моралисты и профессиональные революционеры сыграли в истории российского психоанализа не меньшую роль, чем врачи и психологи». С другой стороны, по словам ведущего историка и культуролога по вопросам модернистской России, «никакое понимание этого “истерического, духовно истерзанного времени” не может быть полным без ссылок как на деятелей художественного искусства — Чехова и Ахматову, Фаберже и Шагала, Дягилева и Нижинского, Кандинского и Малевича, Стравинского и Маяковского, — так и на “необычайный прогресс в российских науках”, от ракетной инженерии до поведенческой психологии Павлова».