Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения

В обсуждениях, которые следовали за посещениями галерей, Роршах брал на себя роль лидера и спрашивал друзей, что они увидели на картинах. Ему нравилось сравнивать разные эффекты, которые каждое полотно произвело на отдельно взятого человека. Вот перед нами возмутительно психосексуальное полотно «Пробуждение весны» кисти Бёклина: играющий на флейте волосатый козлоногий сатир, возвышающаяся над пейзажем женщина в красной юбке и с обнаженной грудью и кровавая река между ними. Что это может значить?

Роршах начал разделять людей на категории, гордясь тем, что сам остается яркой индивидуальностью. После триумфальной сдачи предварительных экзаменов в апреле 1906 года он хвастался Анне: «Я был единственным, кто сделал это после четырех семестров. Другим понадобилось пять, шесть, семь и даже восемь, – но лучшие результаты были у меня и у двоих ребят с пятью семестрами». После этого он заслужил право посматривать на своих соучеников свысока:

«Я был особенно счастлив, потому что до и во время экзаменов многие воспринимали меня как “чужака”, несмотря на то, что я учился очень усердно. Среди студентов-медиков существует один очень распространенный тип: парень, который пьет много пива, почти никогда не читает газет, а когда он хочет сказать что-нибудь умное, то говорит лишь о болезнях и преподавателях. Он гордится собой до невозможной степени, особенно работой, которую еще только намеревается получить. Он с удовольствием загодя размышляет о том, какая у него будет богатая жена, роскошная машина и как он будет разгуливать с тростью, украшенной серебряным набалдашником. Такие личности всегда очень недовольны, когда кто-то другой действует иначе, но тем не менее успешно сдает экзамены».

В возрасте двадцати одного года такие мысли возникают у многих чувствительных натур, но Роршах не написал бы этого письма, если бы не опыт, который он получил ранее в Дижоне.

Наиболее очевидным признаком его «инаковости» было то, что он проводил много времени с проживающими в городе экзотическими иностранцами. Цюрих был полон русских, – царившая в Швейцарии политическая свобода привлекала бесчисленных анархистов и революционеров. Владимир Ленин жил здесь в ссылке между 1900 и 1917 годом, и он предпочитал Цюрих Берну по той причине, что в Цюрихе было «много революционно настроенных молодых иностранцев», не говоря уже о замечательных библиотеках «без запретных зон, с прекрасными каталогами, открытыми хранилищами и персоналом, исключительно заинтересованном привлечь читателя и помочь ему». Это была готовая модель для будущего советского общества. Поблизости от Цюрихского университета располагалась коммуна «Маленькая Россия» – с русскими пансионами, барами и ресторанами. Как подметил наш уважаемый швейцарец, дебаты в «Маленькой России» протекали горячо, а еду подавали холодной.

Во времена Роршаха половина из более чем тысячи обучавшихся в университете студентов были иностранцами, среди них было немало женщин. Две швейцарские студентки занимались изучением философии в Цюрихе в 1840-х годах, проложив дорогу к изучению медицины женщинами – уже в 1860-х. Первой в истории женщиной, получившей докторскую степень в медицине, стала в 1867 году русская, обучавшаяся в Цюрихе, Надежда Суслова. Тем временем в самой России женщин не принимали в университеты до 1914 года, в Германии – до 1908 года.

Эти иностранки, в свою очередь, составляли большинство среди цюрихских студенток, поскольку швейцарские отцы не позволяли своим чистокровным дочерям «общаться со всяким сбродом». Эмма Раушенбах, наследница из Шаффхаузена и будущая жена Карла Густава Юнга, закончила школу на родине, но не получила разрешения семьи изучать науки в университете Цюриха. «Было просто немыслимо даже предположить, что дочь Раушенбаха может стать одной из множества студентов, наполнявших университет, – написано в недавней биографии Юнга. – Кто мог предвидеть, под влияние каких идей рисковала попасть такая девушка, как Эмма, в подобном окружении? Университетское образование могло сделать ее неподходящей партией для брака с кем-то социально равным».

Русские женщины тем не менее стекались в Цюрих, смело противостоя не только сексизму со стороны местных студентов и профессоров, но также протестам немногочисленных швейцарских студенток, которые опасались, что это «нашествие полуазиатских захватчиков» отвлекает внимание от более достойных местных жителей и превращает университет в «школу славянской культуры».