Когда Бася наблюдалась у психолога, ее стремление к отрицанию и нивелированию своих проблем сделало практически бесполезными тесты, основанные на самоотчетности. Она занижала симптомы в процессе работы с детским контрольным списком травматических симптомов, Индексом депрессии Бека, Шкалой безнадежности Бека, Шкалой выявления детского беспокойства и Шкалой детской самооценки Пирса-Харриса, а также в разговорах с психологом сказала, что не испытывает к Гринбергу ни хороших, ни плохих чувств, и утверждала, что эти события остались позади и она предпочла бы их не обсуждать. Лишь два теста дали правдоподобные результаты. Ее коэффициент интеллекта, измеренный по детской шкале интеллекта Векслера
Ее первый ответ на карточку I – ответ, который часто интерпретируется как выражение отношения к самому себе, – был чем-то поверхностным и обычным, но в то же время достаточно искаженным. В этой карточке часто видят летучую мышь, хотя и не так часто, как в пятой. Бася же увидела летучую мышь с дырявыми крыльями: «Смотрите, вот голова, крылья, но они все испорчены, покрыты дырками. Похоже, кто-то напал на летучую мышь, и это печально. Крылья обычно выходили отсюда. Сейчас образ кажется нарушенным по сравнению с тем, каким он должен быть». Остальная часть теста, ответы и оценки, подтвердили это первое впечатление. Обследовавшая девочку психолог написала в своих заметках: «Очень разбита и изо всех сил держится за свою защитную оболочку изощренности». В отчете было сказано, что Бася «явно эмоционально разбита в результате травмирующих обстоятельств, несмотря на ее внешнее спокойствие и возражения в пользу обратного».
Бася в конце концов подала судебный иск о выплате компенсации за ущерб из состояния покойного Гринберга, а четыре года спустя дело дошло до суда. Юристы Гринберга пытались использовать против нее то, что ранее она преуменьшала и отрицала неприятные факты. Затем психолог прочитала присяжным Басины ответы на тест Роршаха.
Чтобы быть убедительными в суде, доказательства должны быть достоверными, но и яркими. Судебным психологам приходилось разбираться с техническими дебатами вокруг теста Роршаха, чтобы суметь должным образом отреагировать на критику, подобную той, что содержится в книге «Что не так с тестом Роршаха?», но они должны уметь избегать втягивания в эти дебаты в принципе. Исследования показывают, что клинические мнения в повседневной речи более убедительны, чем статистические или методологические подробности. Парадоксально, но чем более количественно впечатляющими и экспертными являются показания, тем они более скучны, и присяжные, придя в недоумение, отклонят их или проигнорируют.
Басина грустная летучая мышь с рваными крыльями заключала в себе зерно истины, – она позволила присяжным преодолеть защитную завесу девочки и прикоснуться к ее внутренней жизни, ее настоящему опыту. Это не волшебство. Никто из тех, кто смотрел на Басю и был уверен, что девочка лжет или фальсифицирует, не изменил своего мнения благодаря результатам теста или чему-то еще. Однако то, что Бася увидела в чернильном пятне, рассказало им ее историю. Это помогло людям в судебном зале увидеть ее глубоко и ясно, таким образом, которого другие свидетельства обвинения предоставить не могли.
Ни один аргумент, ни один тест, ни одна техника или уловка не смогут ничего поделать с тем фактом, что разные люди воспринимают мир по-разному. Именно эти различия делают нас людьми, а не машинами. Но наши способы видения сходятся – или не сходятся – при взгляде на что-то по-настоящему объективное. Интерпретация, как настаивал Роршах, не является воображением. Он создал свои загадочные чернильные пятна во времена, когда было легче поверить, что рисунки могут выявить психологическую правду и коснуться самых глубоких реалий нашей жизни. И на протяжении всех переосмыслений и переработок теста эти пятна оставались неизменными. Ответ на вопрос «Что вы видите?» существует, когда вы смотрите, причем вместе, на что-то, что находится прямо перед вами.
Приложения
Семья Роршах, 1922-2010
После смерти Германа Роршаха в 1922 году Ольге разрешили остаться в Геризау. Она работала там доктором и ранее, пока еще жив был Герман, но только в те периоды, когда директор Коллер был в отъезде. Теперь ей предложили должность в «Кромбахе», но лишь в качестве администратора, поскольку у нее не было швейцарских верительных грамот, она казалась «чужой» пациентам и «имела меньше авторитета как врач», чем мог бы иметь мужчина. Эта позиция была упразднена 24 июня 1924 года, вскоре после ее сорок шестого дня рождения.