Тэтчер и тэтчеризм

Первый из них возник почти тут же после смены лидера партии, поставив правительство перед серьезнейшим испытанием. Непосредственной причиной кризиса послужило резкое, более чем на 5% падение курса фунта стерлингов по отношению к доллару и другим валютам Запада, более глубокая же его подоплека заключалась в подрыве доверия международного капитала к британской экономике. Из двух возможных вариантов ответа на кризис - возведение протекционистского барьера на пути разорительного импорта и утечки капиталов (предлагавшегося Бенном и его сторонниками) и ограничения государственных расходов и оздоровления на этой основе финансового положения страны (на чем настаивали министр финансов Д. Хили и его единомышленники) -правительство и премьер решительно избрали второй вариант. Это позволило заручиться финансовой поддержкой Международного валютного фонда и некоторых других финансовых учреждений Запада, опираясь на которую уже к концу следующего, 1977, года, удалось стабилизировать ситуацию и восстановить нарушенное равновесие. Общая сумма сэкономленных казной средств (в основном за счет урезания ассигнований на социальные нужды) составила примерно 2,5 млрд ф.ст.[170] - по мнению многих наблюдателей, не такая уж дорогая цена за финансовое оздоровление оказавшейся в критическом состоянии экономики. Однако дело было не только и даже, скорее всего, не столько в сумме этой экономии и не в том повышении налогов, на которое сознательно пошло правительство, но и в отказе от казавшихся до того незыблемыми принципов социал-демократической политики, а именно антикризисного дефицитного финансирования и приоритетного развития государства благосостояния. Вопреки своей приверженности к кейнсианству правительство фактически пошло на антикейнсианские, монетаристские методы "лечения" и, как мы видим, достаточно преуспело в этом. Тем не менее, осуществив на практике монетаристский маневр, ни правительство Каллагена-Хили (как его тогда многие называли), ни тем более партия и ее исполком не перешли на позиции монетаризма и по крайней мере на словах остались верны кейнсианству. И все же фактически именно лейбористское, социал-демократическое правительство впервые в послевоенной истории прибегло к мерам нетрадиционного монетарного контроля и применило те меры жесткой экономии, которые в 80-х годах получили распространение почти во всех странах Запада.

Столь же успешно преодолело правительство Каллагена и подстерегавший его политический кризис. Суть его состояла в том, что минимальный перевес в три мандата, который имело правительство в Палате общин после выборов в октябре 1974 г., стал после проведения ряда дополнительных выборов взамен выбывавших по тем или иным причинам лейбористским парламентариям довольно быстро сходить на нет, и уже к весне 1977 г. правительство полностью его утратило. Поэтому, когда, воспользовавшись этой ситуацией, консерваторы внесли в парламент вотум недоверия правительству, Каллагену пришлось пойти опять-таки на беспрецедентный в послевоенной истории партии шаг и предложить либералам заключить "пакт" о взаимной поддержке. После непродолжительных переговоров между лидерами партий был найден компромисс, и в день, когда на обсуждение парламента был поставлен вотум недоверия, Каллаген огласил уже одобренное кабинетом заявление двух партий. Согласно этому заявлению создавался совместный консультативный комитет, полномочный обсуждать важнейшие вопросы правительственной политики и выносить свои рекомендации. Важной уступкой со стороны Каллагена и его кабинета было согласие на свободное, т.е. не обусловленное обычной партийной дисциплиной, голосование в парламенте по вопросу об избирательной системе, по которой должны были проводиться выборы 1979 г. в Европарламент. В случае, если бы парламент высказался за пропорциональную систему выборов, был бы создан прецедент, способный облегчить либералам борьбу за замену существующей мажоритарной системы, дискриминирующей "третьи" партии на такую же систему и на выборах в национальные органы власти. Подобного рода замена имела для них принципиальное значение, поскольку обеспечила бы им ту же долю парламентских мест, что и доля полученных на выборах голосов. При существующей же мажоритарной системе, когда в каждом округе побеждает кандидат, набравший относительное большинство (отсюда и само название системы: английское "majority" означает "большинство"), кандидаты "третьих" партий чаще всего оказываются на третьем или втором месте и не проходят в парламент. Так, набрав на выборах 1974 г. около 1/5 всех голосов, либералы получили лишь 2% мест, т.е. почти в 20 раз меньше, чем если бы они имели при пропорциональной системе. Нет нужды доказывать, сколь серьезные последствия имела бы не только для либералов, но и для всех других партий и для политической системы страны в целом подобная замена, и недаром вопрос об избирательной системе продолжает и поныне оставаться одним из наиболее серьезных вопросов внутриполитической жизни Великобритании.