Тетрадь смерти. Другая тетрадь

— Да, я согласен. Я не верю, что в этом деле есть хоть одно совпадение. Но ваша теория основана на том, что уже совершилось. Вы придумали её после. Я хочу знать, почему вы строите свои гипотезы на букве «Б», а не на «К».

— Ну…

Потому что так сказал L. Сказал очень недвусмысленно. «Убийца — Б.». Так что она уже знала. Но не могла же она рассказать об этом Рюзаки. Ей нужно было скрывать L от него. Она не могла позволить себе потерять бдительность и сболтнуть лишнее, сколько бы они ни говорили.

— Наверное, потому, что из трех жертв… у двух инициалы начинаются на «Б», и «Б» просто кажется более вероятной. Я, разумеется, думала и о «К», но не смогла найти ничего, что бы на неё указывало… — сказала она, пытаясь оправдать свои доводы. Но едва эти слова сорвались с её губ, она почувствовала, как неестественно они прозвучали.

И, разумеется, Рюзаки их не принял.

— Это так необоснованно. Совершенно нечем подтвердить.

От её хорошего настроения и следа не осталось. Она прикусила губу — в конце концов, она пришла к этим выводам, анализируя услышанное, стараясь понять, почему L так сказал. Она опиралась на слова L, а значит, была скорее всего права, но это ничего не меняло.

— Убийца — Б…

— Что?

— Нет, я просто хочу сказать, что он так одержим этой буквой «Б». Может, как раз эта одержимость и есть часть послания, и инициалы убийцы тоже «Б.Б.».

— А может и «К.К.», или «Р.Р.». Как вы сказали, многое в этом деле действительно указывает на «Б», но возможно, мы ещё просто не сталкивались ни с чем, что указывало бы на «К» или «Р».

— Да… наверное…

— Хотя, я тоже думаю, что «Б» вероятней, чем «К» или «Р». Уверен больше, чем на девяносто девять процентов, — признал вдруг Рюзаки.

По существу перечеркнув последние несколько минут разговора.

— Да, очень вероятно, что инициалы убийцы начинаются на «Б». Все жертвы «Б.Б.», и убийца тоже… становится всё интереснее.

— Интереснее?

— Да. Но, так или иначе, в следующий раз будьте более осмотрительны, Мисора. Если соглашаетесь с чем-то, у вас должна быть на то веская причина. А если не соглашаетесь, должна быть веская причина и на это. Как бы ни была точна дедукция, но если она основана на заблуждении, это значит, вы не обыграли убийцу.

— Обыграли? Рюзаки, разве это вопрос выигрыша и проигрыша?

— Да, — сказал Рюзаки. — Именно.

Потому что это война.

* * *

Говорили, что L не брался за расследование, если в деле не фигурировало более десяти жертв или миллиона долларов на кону. Единственное исключение составляли дела уровня L (наиболее достойные) или же личные причины, вынуждающие его вмешаться. В лос-анджелесском деле ББ было и то, и другое. Едва ли на этом этапе повествования мне нужно упоминать о сложности этого дела, где L по существу выступал против собственного двойника. Тогдашний директор Дома Вамми рассказал Куилшу Вамми (Ватари), а тот, в свою очередь — L, что в мае Б исчез, и с тех самых пор L разыскивал его, попутно расследуя другие дела. В Доме Вамми его знали только как Б — там никому было не известно, что его зовут Бейонд Берсдей, так что найти его почти не представлялось возможным, но L всё-таки напал на его след, когда начались убийства — вот почему он знал, кто убийца. Он разыскивал не столько убийцу, сколько преступление. Он ждал — ждал, когда Бейонд Берсдей бросит ему вызов. L мог задействовать любого полицейского в мире, но в этом случае не стал обращаться за помощью ни к кому, кроме Наоми Мисоры… и скорее всего, вот по какой причине. Я не думаю, что L действительно так заботился о своей репутации, но на каждом лежит бремя его собственных прегрешений, и никто не хочет, чтобы эти проступки стали достоянием общественности.

L был идеалом для каждого в Доме Вамми.

Любой из нас хотел превзойти его.

Перешагнуть через него.

Попрать его.

М хотел, N хотел, и Б хотел.

М как соперник, N как преемник.

Б — как преступник.

* * *

— Рюзаки, ну как, нашли что-нибудь новое?

Когда они, наконец, закончили обсуждать даты, Мисора, решив устроить небольшую передышку, спустилась на первый этаж, в кухню, сделала две чашки кофе (с нормальным количеством сахара, разумеется) поставила их на поднос и пошла обратно в комнату. Поднос она держала обеими руками, и из-за этого открыть дверь оказалось весьма затруднительно. Поскольку дверная ручка находилась на уровне её пояса, ей удалось освободить одну руку, поставив уголок подноса на пряжку собственного ремня. Когда она вошла, Рюзаки лежал посередине комнаты на спине, раскинув руки и ноги в стороны. Мисора застыла на пороге.

— Нашли что-нибудь? — зачем-то повторила она.

Он же не собирается встать на «мостик» и передвигаться так по комнате, правда? Это уже получится какая-то сцена из фильма ужасов… Мисора судорожно сглотнула, но, к её великому облегчению, это, похоже, было бы слишком даже для Рюзаки. Но тогда что он такое делает?

— Э, Рюзаки?

— Я труп.

— А?

— Я теперь труп. Я не могу ответить. Я умер.

— …