Тетрадь третья

Я позволяю «организовывать свои страсти» только своей совести, т. е — Богу. Чем государство выше меня, нравственнее меня, чтобы оно организовывало мои страсти?

Il faut obéir à Dieu — plutôt qu’aux hommes.

(St. Paul)[170]

* * *

(Затем — просьба об авансе — чего никогда не делаю — и об этом пишу — и заключение:)

— Как неприятно просить! По мне — и квартиры и статьи должны были бы идти даром.

* * *

Il n’y a qu’un seul enfant, une seule vieille, une seule jeune fille, un seul poète.[171]

* * *

Nicht ich liebe den Dichter, aber jedesmal habe ich das Gefühl, dass er mich liebt: dass er mich liebt.[172]

* * *

Que la terre est dure quand on tombe![173]

* * *

…Воскресные брюки — с воскресною юбкой

(Воскресные загородные поездки парижских любящих)

* * *

Реплики моим оппонентам на моем чтении «Искусство при свете Совести».[174]

Слониму: — Природа не бесстрастна, ибо закон ее (один из ее законов!) борьба, со всеми ее страстями. Бесстрастно правосудие, знающее добро и зло и не прощающее.

* * *

Я вовсе не говорила, что искусства судить нельзя, я только говорила, что никто его так осудить не сможет, как поэт.

* * *

Человечество живо одною

Круговою порукой добра

стихи моей монашки я отстаиваю и формально. На всякого мудреца довольно простоты. М<арк> Л<ьвович> до этой простоты — не дошел.

М. Л. говорит, что я говорю о себе лично, но говоря о себе лично, я говорю о поэте, о всей породе поэтов, поэтому это не мой личный случай, а личный случай всей Поэзии.

* * *

Бальмонту.

Моя тема не нова. Я не хочу нового, я хочу верного.

Милый Бальмонт, твои слова: «Гроза прекрасна, а сожженный дом и убитый человек — такая мелочь» — есть слова одержимого стихией. Твоими-то устами и гласят стихии.

* * *

Адамовичу:

— Если Адамович мне не верит — дело в нем, а не во мне.

* * *

Г. П. Ф<едотову>

«Добро отмирает в Царствии Небесном».

А я думала, что Царство Небесное — абсолютное добро, т. е. Христос.

С точки зрения красоты я совести — не вижу. Из-за совести — красоты не вижу. Совесть для меня, пока я на земле, высшая инстанция: неподсудная.

Стремоухову:[175]

О каких правах я говорила? Только о праве суда над собою.

* * *

Поплавскому:

Я была занята не грехом всей твари, а собственным грехом поэта.

Насчет древности я ничего не говорила. Совсем.

В чем увидел Поплавский мое благополучие? В том, что я столкнула искусство — с совестью?

Вопрос личной морали я не затрагивала, я затрагивала вопрос поэтовой морали: личной морали всей Поэзии.

А в общем Поплавскому я не могу возразить, п. ч. не знаю в точности о чем он говорил.

(NB! Никто — никогда — и меньше всего — он сам.)

А Эйснеру — спасибо за полноту внимания.

* * *

Строки (о доме)

…Где покончила — тихо,

Как с собою — с любовью

* * *

Где покончила — пуще,

Чем с собою: с любовью.

* * *

Дом, с зеленою гущей:

Кущ зеленою кровью…

Где покончила — пуще

Чем с собою: с любовью.

* * *

14-го июня 1932 г. Кламар

* * *

Quand je suis née toutes les places étaient prises. Peut-être le sont-elles toujours, mais rien que pour ceux qui le savent.

Donc, il ne me restait que le ciel — celui où les avions n’ont rien avoir (2) celui que nul avion n’atteint).

* * *

N’oublie jamais que chaque instant de ta vie tu es à l’extrême limite du temps et qu’à chaque point du globe (place que tes deux pieds occupent) tu es aux dernières limites de l’horizon.

C’est toi — l’extrême limite du temps.

C’est toi — l’extrême limite de l’horizon.

Лучше: — C’est toi — l’extrême limite du temps.

C’est toi — les confins de l’horizon.

* * *

14-го июня 1932 r.

* * *

Quand j’ai vu dernièrement sur l’écran le grouillement <пропуск одного слова> de la Chine — j’ai reconnu ma vie.

Pauvres Chinois! Pauvre de moi!

Trop de barques. Trop peu d’eau.

* * *

Toute la pièce du monde se joue entre quatre, cinq personnages — toujours les mêmes.

La Jeunesse n’est qu’un vêtement qu’on se passe les uns aux autres. Non. Ce sont les uns et les autres qui sont le vêtement que revêt et laisse, et remet et laisse la jeunesse éternelle.

* * *

Mon amour n’a jamais été qu’un détachement de l’objet — détachement en deux sens: se détacher et ôter les taches. Je commence par le détacher — de tout et de tous, puis, une fois libre et sans taches, je le laisse — à sa pureté et solitude.

* * *

Le plaisir le plus vif de ma vie a été d’aller seule et vite, vite et seule.

Mon grand galop solitaire.

* * *

Les Françaises n’ont pas honte de se décolleter (dépoitrailler) devant les hommes, mais elles ont honte de le faire devant le soleil.

(Toilettes du soir et robes fermées du midi-Juillet.)[176]

* * *

(Здесь кончается голубо-синяя записная книжка с металлическими скрепами.)

ЛИЛОВАЯ ЗАПИСН<АЯ> КНИЖКА, БОЛЬШАЯ, БУМАЖНАЯ —

лета-осени 1932 г. (по-моему, мы на 101, Rue Condorcet, a потом 10, Rue Lazare Carnot Clamart)

* * *

Мур: — Я еврей?

— Нет, ты русский, и папа русский, но фамилия эта — еврейского происхождения, даже — библейского: на <пропуск числа> стр<анице> Библии: Авраам просил у Эфрона продать ему землю для погребения Сарры, а Эфрон продать не хотел, хотел — дать…

Через несколько дней, Мур