Читаем Тетрадь вторая полностью

— Счастлива та, что породила такого сына!

* * *

Либо: отъезд Ипполита из Афин. — «Итак, мой сын, ты нас уже покидаешь? Трижды солнце не успело зайти и наше солнце покидает нас? Скажи, чем мы тебе...» Обращение к Федре: — «Проси вместе со мной!» Федра: — Как я могу? М. б. в Трезенах, где я никогда не была, звезды ярче и женщины красивее... — Жена! Жена! Ты не знаешь этого юноши. Он весь в мать! (Сын Амазонки.) Рассказывает — с разгорающимся увлечением — об Ипполите. Федра не слушает. Параллель между царством амазонок, куда рвалась, и его любовью к друзьям. Настойчивые вопросы Тезея, куда торопится. Ответ Ипполита: — «Я спешу на празднество Артемиды». Уговоры Тезея. Почтительное упорство Ипполита. Тезей отпускает.

* * *

Намечающиеся картины

Охота.

Вкратце: Трезены. Прогулка Федры с кормилицей в лесу. (Я лично не нахожу нужным.) Охота. Отдых после охоты. Пирушка друзей, либо жертвоприношение. Лесной храм Артемиды.

1. Охота:

Храм Артемиды в лесу. Отдых после охоты. Ипполит в кругу друзей. Жертвоприношение Артемиде, хвала вольной лесной жизни — т. е. вызов Афродите. Похвальба каждого. Ипполит, разгоряченный охотой, вином и дружбой, бросает вызов Афродите. — Гонительница рода моего!

...Ты, уже лишившая моего отца столького (перечисление) — богиня: врагиня мужской доблести, ты — иссушительница чресл и мозга, ты, обращающая мужа в (что-нибудь унизительное) меня ты доблести не лишишь — я вызываю тебя!

Явление Федры. Остолбенение друзей. Федра, со смыслом: «О, я не богиня (Не бойтесь! Я не богиня), я только усерднейшая из ее служанок, молодая жена твоего отца, — твоя мачеха, Ипполит! (либо: новая жена твоего отца, твоя молодая мать, Ипполит!) Прости меня, что нарушаю твое веселье! — Рассказ о том, что они с отцом приехали посетить престарелую Этру. Холод в кругу друзей. — О, я не желаю мешать вам! Я только гуляла и сейчас буду продолжать свою прогулку!»

Зовет кормилицу.

* * *

(NB! Здесь Федра у меня grande coquette [60] — не годится. Должно быть дано смятение первой страсти: удар по голове.

Федра сильна невинностью.)

* * *

Проза Бориса Пастернака утомительна. Есть два рода утомления: то, которое вы испытываете после целого тома мелких рассказов Чехова (или Джерома, или Аверченки, — Твэна, пожалуй, нет) или от полуторачасового пребывания с человеком, который вас занимал или которого вы занимали — и утомление от непрерывной формулы: en présence de quelqu’un [61].

От пустоты и от полноты.

Первое утомление — утомление растраты (без восполнения), бездеятельности, безучастности, безплодия. Вас обокрали и ошельмовали. Вы смеялись — и ничего не осталось.

Утомление второго рода — утомление от непрерывности прихода: так рыбаки устают в удачные дни. С вас на протяжении какого-то срока непрерывно требовали — всего вас. Утомление сообщничества — сподвижничества — соперничества. Вы — лицо действующее. От вас всё зависит (весь улов).

Утомление сложенных рук (даже «tourner les pouces» [62].) и напряженных мускулов.

После первого (чтения Чехова, напр.) — гору сбросил, к<отор>ую на тебя навалили, море изверг (чужой пустоты) — к<отор>ое в тебя влили.

После второго — гору сдвинул, море осушил.

Первое — истощает, второе — обогащает.

* * *

И еще: обратность процессов до и после <сверху, после «процессов»: и следствий>. Читая Чехова или беседуя со знакомым вы (именно вы, я от Чехова томилась с детства) и не подозреваете о своей усталости. Только когда захлопнули книгу или дверь за выходящим — вы изумленно восклицаете: — Боже, до чего я устал!

(Чтение Чехова — вязание в воздухе, без результата — восполнения — связанной полосы.)

Напряжение растраты неосознанно, и утомление подкрадывается яко тать в нощи. Процесс растраты — усладителен, завершение его — опустошительно. Душа точно мстит за то, что человек часами мог обходиться без нее. (Расплата за каждое развлечение: расплата за растрату на ничтожное.) И — о странность! — выпитое море превращается в ощущение: выпит! (в твою собственную выпитость). Полная параллель и даже тождество с опьянением алкоголем.

С прозой Пастернака (как всякого большого мастера, — нет, Чехов тоже был мастер! — как всякого большого духа) — обратное. Читал — точно об стену бился, чуть ли не булыжник на мостовой колол, кончил — огромный прилив силы. Отданное — вернулось. Так Пастернак чувствует — закончив Урал [63].

Посему книги Пастернака (м. б. самого дионисического из моих современников) никогда не сравню с вином, а прозу Чехова, или иных бытовиков, — именно с вином, с развратом вина, сравню.

* * *

Вдохновение.

Есть священный инстинкт — и в этом меня подтвердит каждый пишущий — оберегающий нас от доверия к слишком легко давшемуся. Стихотворение, написанное в 10 мин., всегда подозрительно.

Тот же священный инстинкт оберегает и настоящего читателя (т. е. <пропуск одного слова>, а не трутня) от доверия к слишком легко в него льющемуся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сводные тетради

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии