Телефон потрещал помехами, но связь не прервалась.
— И я пошла, поговорила. Господи, Сталкер, он всего-то хотел помочь племяннику! Этот в колледж программистом пошёл учиться, а тут желания, как известно, не достаточно. И просит меня подучить мальца. За приличную плату, как и принято сейчас с репетиторами. Но просил меня подойти с душой, не формально, а просто реально помочь мальчонке. Ну и что, разве я откажу? Он потом смеётся и говорит мне, я бы и цветов букет принёс, знаю, как ты цветы любишь. Незабудки. Да тут жена моя на бизнес-ланч ходит, как раз в это кафе. Не могу, будет ревновать. А сам смеётся. Пошутил, должно быть. Но он правда совсем не злой, если не старается быть очень серьёзным. Представляешь?
— Супер, Маша, я даже и предполагал что-то в этом роде, но поздно. Лёха уже выехал.
— Всё, да? — тихо спросила она, но тихий плач не спешил возвращаться.
— Получается, да.
— И никто теперь ничего не поделает?
— Маша, он лучше меня в сто раз, он хотел, чтобы была семья, ребёнок, он уже всё-всё себе понял и решил. Он станет лучшим папой на свете. Для твоей лапушки, а там кто знает, вы же не остановитесь на достигнутом?
Маша смутилась, но хихикнула и засопела.
— Может, и нет. Но почему? Почему она на него похожа, а не на тебя? Я же хотела, чтобы…
— Ты меня просто идеализировала, любимая, вот и всё. И как будто случайно всё получилось не так, как мы оба вначале хотели. Нужно быть осторожнее с желаниями. И со словами. Знаешь, ведь даже взгляд оставляет след.
— Но я люблю тебя.
— И я.
— Да что же ты за человек такой, что так поступаешь? Это же как меня надо любить, а? Это за что же мне горюшко-счастье такое, что не ты будешь рядом? Господи, милый, за что, за что, почему?
Она снова заплакала, и я совсем не знал, чем её утешить. Разве что шуткой?
— Ты спрашиваешь, что я?
— Угу, — донеслось сдавленно и слёзно.
— А я Дубровский.
Она засмеялась, но смех не пересилил слёзы.
— Смешной ты, — плач мешал словам, и звучали они прерывисто, — А вот знаю, кто ты. Песня есть такая. У Бутусова.
Маша плакала и пела. Мне казалось, что звучит музыка. Пели дуэтом. Маша и Бутусов, но Маша в реальности, а певец в моей памяти. Странно, и правда песня про Мирокрай. А вот про меня ли? Это со стороны виднее. Маше виднее, и не важно, как трудно глазам смотреть из-за слёз. Сквозь ниточку видно всё на свете, она тонкая и невесомая, а вон сколько может вместить. Не собрать, не сосчитать.
Из телефона продолжался голос Маши:
Песня кончилась, и мы замолчали. Долго слушали дыхание друг друга, смотрели в никуда, и видели лица. Может, смотрели вглубь себя, и там отражались, преломлялись друг в друге.
— Теперь всё, — поставила точку Маша, — Сейчас ты введёшь имя, и что-то случится.
— Я не знаю, что, будет, — это честный ответ, но в голосе не было страха. Что там? Кто знает? Даже в Граале вряд ли найдётся ответ. Но я знаю, какое имя надо ввести.
— Мы ещё встретимся? — прошептала Маша.
— Конечно, — у меня и правда не было сомнений, — Там, с другой стороны вечности.
— Может, раньше?
— Может.
— Ты ведь найдёшь мой дом из миллиарда.
— Да, тем более у меня есть ключ.
— Ах, вот оно как. А я обыскалась. Ничего себе ниточка! Ну да ладно, дубликат закажу.
— Лучше два, — рассмеялся я и подумал, сколько сюрпризов ждут Лёху. Ничего, справится, тем более сюрпризы приятные. Но жизнь как пчёлка, то светлая, то тёмная полоска, и летит, куда ей вздумается, только лови.
— До встречи, любимый, — прошептала Маша.
Гудок оборвал телефонную связь.
Но ниточка осталась.
Она останется и ТАМ, по какую сторону вечности ни встань.
И тогда я ввёл имя.