Читаем Тетралогия. Ангел оберегающий потомков последнего Иудейского царя из рода Давида. Книга четвертая. Проект «Конкретный Сионизм – Общий знаменатель» полностью

Дружелюбно протянул посмотреть друзьям. По краям она переливалась загадочным светом драгоценных камней изумительной красоты. В центре, на узенькой гладкой поверхности, мелкими чёткими буквами, ясно просматривалась совсем короткая, в несколько предложений запись. И контуры своеобразной карты, с изображением двух малюсеньких кружочков. Один в окрестностях Генисарского моря, а другой рядом с изображением Храма. Цидкиягу надавил пальцами незаметные выступы по краям драгоценности. На широкую ладонь выпали две, но уже небольшие шестиконечные звёздочки. Тем самым, нарушив целостность сообщения, не давая возможности полностью прочесть и постичь скрытое содержание текста.

– Ключи с описанием пути к тайным хранилищам богатств нашего народа, глубоко под землёй спрятанным, – пояснил Цидкиягу, вставляя на место звёздочки.

– Заранее приказал самому искусному и умелому, золотых дел мастеру, дополнительно сделать, точно таких же размеров, звёздочки. На каждой изобразить по две стороны Храма. Во время торжественного ритуала, после того, как молодых отвели в отдельные закрытые комнаты, давая возможность ненадолго побыть наедине, подарил каждой паре по ключику в виде звёздочек. С лёгким сердцем и в знак особой любви заповедовал, больше жизни хранить и оберегать необычные талисманы счастья. А на опустевшие места в главной звезде, вставил новые, чтобы постоянно иметь возможность созерцать изображение Дома Бога. Тут же какая-то властная сила перенесла меня в дальнюю глубину подземного лабиринта. Приказала оставить там, в потаённом месте, до заветного часа, символ царской власти. А вот эту маленькую золотую табличку с тремя начертанными именами, отдать младшему сыну. И если слова Авигдор и Аркадий вселяют успокоение, обратите внимание, буквы А и р, выделяются от других толщиной линии. То слово Биньямин вызывает, какие-то непонятные, но хорошие мысли.

Забрал табличку обратно и продолжил делиться своим сном.

– А когда вернулся в свадебный зал, туда, в самый разгар веселья, вползло 12 змей невиданно больших размеров. Стали крушить и сметать всё со своих мест. Смертельными кольцами обвивать, душить и пожирать присутствующий народ. Только двум парам молодожёнов удалось убить напавших на них чудовищ. Сражаясь, вырваться с родственниками и слугами, из царящего вокруг ужаса.

Мужественно сопротивлялись люди. Но, видно, Бог прогневался за грехи наши тяжкие, и не было оставшимся никакого спасения. Рядом, прикрывая и защищая меня, сражались сыны мои и вы боевые друзья, – царь тепло, с печальной грустью взглянул на советников.

– Таяли, подходили к концу наши силы. Почему-то сознание чётко отметило, отсутствие в битве не на жизнь, а насмерть, Серепа и Нибара. Один за другим погибали дети мои, гости мои, и вот остался я один. А когда руки потеряли былую мощь и быстроту, стальными кольцами обвила и стала душить самая огромная змея. Свет погас в глазах. Жизнь не покинула меня, но стала хуже смерти. Ежедневно и ежечасно стал молить нашего единственного господа Бога, простить за грехи наши. Сменить гнев на милосердие к народу своему!

Немыслимо долго длились муки, и сердце обливалось кровью. Через бесконечные годы полнейшей темноты и страданий, оно уже почти перестало биться. Вдруг раздался гром небесный. Вернулись сила, разум, исчезла слепота, восстановилось зренье. Пролетающая молния подхватила, но не ударила, не сожгла, а понесла бережно, словно на мягком, тёплом ковре, высоко-высоко над землёй. Увидел, как внизу из Иерусалима, от разрушенного и разграбленного Храма, уходили в разные стороны, по числу колен Израилевых, 12 дорог. Десять были огорожены плотной стеной из сухих, колючих веток, без единого живого листика. Сверху ниспадало странное, таинственное освещение, и безучастно висело огромное ярко-красное солнце. В великом горе и печали двигались предрешённым, трагическим путём уставшие, измученные соплеменники и сыпались им на головы тусклые, багровые звёзды. По всему пути нападали на них люди нехорошие, чужие. С ненасытной жадностью бросались хищные звери земные и налетали страшные птицы небесные. Извне губил несчастных меч острый. Внутри голод, горячка, мор лютый и окружающий ужас истребляли юношу и девицу, грудного младенца и поседевшего старца. Изгородь сухая, колючая сужалась, скрывая человеческие останки. Постепенно очередная дорога превращалась в тропинку малую, а затем вовсе обрывалась. Засыпалась песком горячим, и ветер обжигающий сравнивал с землёй дикой. Или покрывались те места болотами топкими, бескрайними, и вскоре не оставалось от беженцев никаких следов на белом свете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее