Читаем Тетралогия. Ангел оберегающий потомков последнего Иудейского царя из рода Давида. Книга четвертая. Проект «Конкретный Сионизм – Общий знаменатель» полностью

– Мария вернула на место два шестиконечных ключика, трепетно хранимые у обоих на груди. Обнявшись, с огромным трудом пытались прочесть начертанную запись. Видимые сквозь одежды родимые пятнышки, знакомым видом ласкали взгляд. Без труда читал чистые помыслы горячих сердец, и безмерно приятные мечты. Желание трудиться ради нашего, вновь воссозданного государства. Стремление построить в дни, которыми живут, новый Храм. Тогда незримо помог правильно понять слова тайные и открыл дорогу к священным реликвиям из разрушенных святынь. Научил далёких, очень далёких прапраправнуков, как сокровища в тайниках спрятанных, найти и на благо народа наилучшим образом использовать. Познакомил с вашими потомками. От предков унаследовавших, не только очень похожие фигуры, черты лица, выражения глаз, цвет волос, имена, но знания Торы, мудрость, предвиденье и решительность. Качества необходимые для лидеров Богом избранного народа. И как вы по жизни, – Цидкиягу тепло обнял Авигдора и Аркадия.

– Привыкли делиться с нуждающимися соплеменниками, тем, что имеете. Так и в том, очень далёком, наступающем времени по-прежнему, с чистым сердцем, будут выполнять еврейскую заповедь о добре. Безвозмездно помогать простым и попавшим в тяжёлое положение людям. Повсюду находилось много улыбающихся, радостных людей. А бессчётное количество родных глаз, сияли долгожданным счастьем. Больше не ощущалось в них боли, печали и слёз вечных страданий. Видел, как со всего света, обратно по дорогам, ведущим в Иерусалим, нескончаемым потоком возвращаются евреи. Рядом с некоторыми двигались мужья и жёны другой веры, те кто взаимно разделял с ними море горя, да редкие крупицы радости. Как жители священного государства, объединились в границах земли, подаренных и оговорённых Богом. Навеки забыли деяния, разъединяющие в земной жизни, и приступили к строительству в непосредственной близости от Иерусалима Божественного Дома. Как для Израиля, заново созданного на древних развалинах, наступил прекраснейший день, а печаль и воздыхание навсегда удалились с этих мест. В самом конце сна, как в награду за перенесённые страдания, предстало предо мною виденье желанное. Увидел, как возвращая Всевышнему долг еврейского народа, наши далёкие, потомки, вместе с другими собратьями возродят очередной и уже навечно построенный, Третий Иерусалимский Храм, – заметив горестный кивок головы пророка, помолчал и продолжил рассказывать сон

– Посчастливилось видеть, как вновь над столицей, сияло Божественное присутствие. Как с весельем и песнями, танцуя от радости, шли к Величественному Храму наши, теперь уже навечно, счастливые потомки. Вокруг них собирался, объединялся и двигался, как за любимым учителем и почитаемым вождём, непобедимый, вечный народ. И как будто твёрдо знал, это последние в моём сне, но не в истории страны, Роувен, Мирьям, Авигдор, Аркадий, Биньямин и другие родные лица. Ни разу в жизни не приходилось испытывать от представшей картины такого огромнейшего, не земного блаженства. Увидел, как Божья благодать сошла на страну, вновь текущую молоком и мёдом. Возникла чарующая музыка. Незаметно и безболезненно растворилось моё многострадальное тело в голубизне безоблачного неба святого города. А успокоенную душу бережно подхватили ангелы и стали баюкать, словно новорожденного ребёнка. В этот момент я проснулся.

Некоторое время Цидкиягу молчал. Потом, встревоженный не на шутку, обратился к Ирмеягу, самому уважаемому предсказателю того времени.

– Как думаешь, что означают странные ведения? Какое предупреждение шлют небеса?

Пророк, задумавшись, сидел напротив царя, ощущая телом приятную мягкость роскошного ковра. Простая, из грубого материала одежда резко выделялась среди великолепия убранства дворцовых покоев. Совсем чужими выглядели здесь его рубашка с длинными рукавами, накидка, перепоясанная серым кожаным ремнём, и грубые, простейшей формы, деревянные сандалии. Голова с длинными волосами и перевязанная свёрнутой тюрбаном повязкой, опустилась. Лицо, заросшее густой бородой, опечалилось, плечи поникли. Тем не менее, имея на земле только одного Божественного хозяина и повелителя, Ирмеягу чувствовал себя довольно свободно. Томительно текла затянувшаяся тишина.

– Сердцем не хотелось бы отвечать, но разум обязывает правдиво раскрыть суть вещего сна. Чтобы успел предпринять необходимые действия перед наступлением тяжёлых времён.

Проговорил утвердительно, но с чувством горечи и скорби.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее