Тевтонский крест

Такие же воины выпрыгивали из самоходных коробов на колесах. Выпрыгивали – и растягивались длинной цепью. Каждый нес на груди знак орла, раскинувшего крылья. А на левом рукаве – красную с черным кантом повязку. А на повязке – белый круг. А в круге – снова черный крест. Но особенный. Свороченный набок. С изломанными концами. Фашистскую свастику нес каждый солдат цайткоманды СС, облаченный в легкую оливковую форму...

Немецкие танки с угрожающим ревом выдвигались вперед, занимая позицию на ударном острие тевтонского клина. Позади – слева и справа – рассыпались мотоциклисты и автоматчики. А уже под их прикрытием выстраивалась боевая трапеция орденского братства. Рыцари – в голове и на флангах, оруженосцы, стрелки и кнехты – внутри. Магистры, маршалы и комтуры – сзади.

Носители повязок с поломанными крестами действовали быстро и молча, лишь изредка выкрикивая краткие приказы. Братья ордена Святой Марии пели протяжные церковные гимны. Молитвы, обращенные к Христу и Аллаху, возносили и их разноязыкие противники.

Потом вдохновенные моления в обеих армиях прекратились. Разом, вдруг, словно по команде. Смолкли даже танковые и мотоциклетные двигатели. Несколько секунд гнетущей тишины – и новые звуки устремились к небесам. Пронзительный рев рогов, всполошный вой труб, гулкий бой барабанов...

* * *

Христианско-мусульманское войско ударило первым.

– Бо-се-ан![101] – огласил окрестности боевой клич рыцарей храма.

– Про Фиде![102] – подхватили братья ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

– Деус Волт![103] – провозгласили рыцари авангарда.

– Аллах Акбар! – дружно грянули идущие в атаку сарацины.

Кавалерийский вал катился на черные германские кресты, нещадно выбивая подкованными копытами пыль из иссохшей земли. Немцы не отвечали, не двигались. Немцы выжидали. Немцы подпускали противника ближе.

И еще ближе.

И еще...

Взвились в небо и тысячежальной тучей обрушились на стальных монстров, выползших далеко вперед, певучие стрелы и короткие арбалетные болты, но и – ничего. Стрелы ломались, болты бессильно отскакивали от танковой брони.

Это, однако, не остановило атакующих. Просто луки и арбалеты были заброшены в наспинные саадаки и седельные чехлы. Просто опустились тяжелые копья и поднялись щиты. Просто сверкнули на солнце обнаженные клинки – прямые, кривые. Просто громче, яростнее и отчаяннее зазвучали боевые кличи.

– ...е-ан!

– ...и-де!

– ...олт!

– ...ар!

А потом...

– Фоейр!

...Потом вдруг криков слышно не стало. И рогов, и труб, и барабанов. Только заглушающие все и вся громовые раскаты прокатились по высохшей равнине. И устремились далеко за ее пределы.

Танковые пушки, пулеметы, «шмайсеры», карабины снайперов и минометы, установленные в кузовах грузовиков и полугусеничных тягачей, встретили атакующих оглушительными залпами по всему фронту. Разрывы мин и снарядов, свист пуль и осколков. И вопли умирающих. И ржание перепуганных, сбрасывающих всадников коней. И разлетающиеся куски человеческих тел, и рваная сбруя, и разбитые щиты, и искромсанные доспехи. И кровь... И кровь... Много крови... Людей и лошадей выкашивало десятками, сотнями.

Разношерстный авангард полег сразу, сбитый первыми же порывами огненного смерча. Но кавалерийская лавина, следовавшая за ним, не останавливалась. Лавина уже взяла разгон, И рыцари, и сарацины были наслышаны о могуществе немецких колдунов и знали, на что идут. А потому упрямо шли дальше. Мчались, неслись.

С именем Христа и Аллаха на устах задние ряды пролетали по трупам передних. И натыкались на новые залпы. И тоже разбивались о стену огня и свистящего металла, так и не добравшись до врага.

А вокруг плевалась сухими комьями, выла и ревела вздыбленная земля. И выл, и ревел ставший вдруг горячим, запахший серой и неведомым смрадом воздух. И в конце концов взвыли и взревели сами небеса.

Две огромные птицы – все с теми же черными крестами на неподвижных крыльях – обрушились из-под облаков на головы атакующих. Звено «мессершмиттов» стремительными ангелами ада проносилось над смешанным, утратившим порядок и напор рыцарско-сарацинским войском. Смертоносный град сыпался сверху не зная пощады...

* * *

Осколочным снарядом разнесло в клочья эмира Дамаска Илмуддина[104] и его телохранителей. Взрывной волной сбросило с перебитого конского крупа благородного Жана д'Ибелена[105], сына Бальана II и Марии Иерусалимской, что возглавлял передовые отряды наступавших. Пропали из виду три золотых льва на красном поле – герб магистра Сицилии, Калабрии и Великого магистра ордена храма Армана до Перигора[106]. Где-то под окровавленными трупами сгинул еще один красно-золотистый геральдический знак – три желтые крепостцы на червленом фоне, составлявшие древний герб магистра братства Смятого Иоанна Иерусалимского Гийома де Шатонефа[107]. Пали зеленые знамена сарацинских шейхов и сеидов, пали штандарты тамплиерских магистров, маршалов, сенешалей и командоров, сшитые из двух полос – белой и черной. Пали красные с белыми крестами стяги иоаннитов.