Тевтонский крест

Излишнее это было предостережение. Никто не шевельнулся. С ролью трупов четверо живых пассажиров, укрывшихся под белыми погребальными покровами, справлялись безукоризненно.

Еще одна лодка проскользила мимо. Следовавшая за ней – свернула, остановилась под сваями моста. Второй страж спустился вниз. Вместе с ним отправились тяжеловесы Збыслав и Дмитрий. Следующим рейсом отплыли дядька Адам, здоровяк Гаврила Алексич и начальник венецианской стражи при всем своем доспехе. В последней гондоле, освобожденной от камней, залегли Джеймс, Бурцев и Сыма Цзян.

Неприятное это было путешествие. Щеку холодила сталь трофейного «шмайсера». В ребра упирался сунутый под поддоспешник «вальтер» Бенедикта. От лодки-катафалка и тряпки над головой несло давней смертью и стоялой водой. В небольшую щель между бортом гондолы и смятым краем грубого покрывала виднелся медленно удаляющийся мост и крепость командорства Санта-Тринита. На стенах и башнях цитадели горели факелы, мелькали тени. Под мостом – меж темных свай покачивалась брошенная лодка. Ее пришлось оставить: угнанная темная гондола не вписывалась в белую погребальную флотилию.

А из-под моста появлялись все новые и новые плавучие катафалки с мертвецами.

Глава 31

Задорный и веселый, плохо вязавшийся с профессией перевозчика мертвых, голос гондольера раздался над самым ухом Бурцева. Их смуглокожий «харон» – парень с маленькими черными усиками а-ля жигало – много и быстро говорил по-итальянски. Джеймс перевел все сказанное в двух словах:

– Можно вылезать.

С неописуемым облегчением Бурцев сбросил с головы пропахший тленом саван. Вздохнул полной грудью. Хорош-ш-шо! Чувствовалась волнующая близость моря. А небо на горизонте окрашивалось предрассветным маревом.

Теперь гондольеры работали веслами быстрее. Ленточка похоронной процессии шустро двигалась по водному лабиринту от канала к каналу, от проливчика к проливчику, от островка к островку. Живописные пустыри венецианских окраин и густо застроенные, заваленные отбросами зловонные улочки сменяли друг друга.

Кое-где из воды торчали полосатые шесты. А у шестов на привязи терлись боками гондолы, гондолищи и гондолки самых разнообразных расцветок. Запах моря все ощутимее смешивался с миазмами средневекового города-порта. Нечистоты, отбросы, гнилая рыба... Амбре еще то.

– Великая Венеция! – хмыкнул Джеймс.

Бурцев так и не понял, восхищается брави или ерничает...

Еще один поворот. Они плыли теперь по узкому и прямому, как копейное древко, канальчику, соединявшему две крупные протоки. Над каналом нависали дома – большей частью двухэтажные. Нижние – сырые, затхлые и непривлекательные – этажи были приспособлены под мастерские, торговые лавки, склады и всякого рода подсобки. Верхние имели более обжитой вид. Значительную часть времени венецианцы предпочитали проводить здесь – поближе к свету, теплу и свежему воздуху. В глаза так и бросалось страстное желание хозяев максимально расширить жизненное пространство наверху.

К фасадам домов лепились разномастные балкончики, балконы и висячие террасы. Некоторые протяженными галереями окружали здание со всех сторон. Порой дома на противоположных берегах канала едва не касались друг друга верхними надстройками. «Раздолье для влюбленных!» – подумалось Бурцеву, когда гондольер проталкивал лодку под одной из таких вот балконных арок. Влюбленных... Сердце неприятно кольнуло. Где ж ты сейчас, милая Аделаидка?

Украшенные крылатыми львами ставни и двери всюду были закрыты. По обе стороны канала царило сонное безлюдье предрассветного города. Только где-то впереди какой-то синьор, напрочь лишенный музыкального слуха, негромко, но старательно и с придыханием выл серенаду под чудовищный аккомпанемент неопознанного струнного инструмента.

Вскоре Бурцев увидел певца. Молодой щеголеватый синьор в узких ярких штанах, пышном камзоле, широком черном плаще, пестром берете и с коротким мечом на поясе сидел в маленькой, но богато и безвкусно украшенной гондоле. Обратив взор к пустующему балкону, артист-самоучка нещадно терзал лютню. Гондольер-извозчик, тоже вооруженный мечом, опершись на весло, терпеливо ждал, когда влюбленный господин изольет душу.

Приближение похоронной флотилии прервало ночной концерт. Краткий раздраженный приказ лютниста – и слуга-гондольер втолкнул лодку в тень двухэтажного особняка, укрепленного сваями. Что поделать: любовные серенады и траур – вещи несовместимые.

А похоронная процессия не останавливалась. Пара дюжин – никак не меньше – белых гондол с горящими факелами на изогнутых носовых гребнях длинной цепочкой пробирались по прямому фарватеру, пока...

Начальник венецианской стражи властно взмахнул рукой. Четыре лодки выбились из общего потока, отплыли в сторону, остановились, повинуясь веслам гондольеров. На этих гондолах копошились ожившие «покойники»...

Джеймс встревожился, что-то спросил по-итальянски. Кондотьер негромко отозвался с соседней лодки.

– В чем дело? – насторожился Бурцев.

– Мы должны плыть к Греховному кладбищу, – объяснил брави. – Но впереди – устье Большого Канала.

– И что?