Тевтонский крест

Все уже было готово! На изрытый воронками замковый двор выкатили вместительную крестьянскую повозку с рваным пологом, новым колесом и починенным бортом. В повозку впрягли вьючных лошадей – тех, что поплоше, что не бросаются в глаза чистокровной породой и особой боевой статью. Оруженосцы бейрутского сира таскали к повозке свежие пласты сала и свиного мяса. Арабы-мусульмане стояли в сторонке. Подальше.

– Нет, брони не нужны, Дмитрий, – ответил Бурцев. – Шлемы и щиты – тоже. А оружие… Пусть каждый положит только то, к чему рука более всего привычна. Что-нибудь одно. И вот еще…

Он снял с плеча два «шмайссера», подобранные у горящих «Цундаппов», сунул новгородцу запасные обоймы. МG-42 решил не брать – нехай остается на «Горбоконе». Пистолеты-пулеметы все ж таки полегче будут. Их и спрятать в возу проще. И по иерусалимским улицам бегать с ними сподручнее.

– Что, только два громомета берешь, Василь? – удивился Дмитрий.

– Угу… – Бурцев кивнул.

А больше-то и не надо. Один – ему, один – Сыма Цзяну. Хватит.

– Два колдовских самострела и по одной железяке на рыло? И все? И ради этого гнать в Ерусапим-град такую телегищу?! – разочарованно протянул новгородец.

– Не все, Дмитрий, не все. Будет кое-что еще…

И в самом деле было. «Телегищу», по приказу Бурцева, подогнали к «Пантере». А вскоре на дно воза неприметно лег добрый десяток осколочно-фугасных снарядов из танкового боекомплекта. Теперь недоумевал Бейбарс:

Зачем нам это, каид Василий-Вацлав? Без железной шайтановой повозки с большим рогом ты не сможешь метать громовые сосуды немецких колдунов. А саму повозку, – кыпчак покосился на сорокатонную «Пантеру», – мы никак с собой не возьмем.

– Брать не нужно, – ответил Бурцев. – Метать сосуды – тоже. Но если мы войдем в Иерусалим и положим все это добро под воротную арку да запалим как следует… В общем, ворот не станет.

Эмир глянул на разбитые укрепления Торона. Эмир промолчал. Поверил, наверное.

Снаряды, два «шмайссера» и прочее контрабандное вооружение – булаву Гаврилы, секиру Дмитрия, кольтелло Джеймса, кистень Збыслава, луки и стрелы Бурангула и дядьки Адама, саблю Хабибуллы, пращу Бейбарса, рыцарские мечи Освальда и Жана Ибеленского прикрыли сверху досками, присыпали сеном. На сено навалили разделанные свиные туши. Получилась целая мясная лавка на колесах.

Все, кому предстояло сопровождать повозку, переодевались, перевоплощались. Кто в купца, кто в купеческого телохранителя, кто в слугу-дехканина, кто в рыцаря-паломника, кто в оруженосца. Бурцеву надлежало быть рыцарем, и он не без радости сменил верблюжий горб на привычное конское седло. «Горбоконь» и пулемет оставались у мамлюков Бейбарса. Отряд Бурцева тронулся в путь. Сзади заполыхала «Пантера». То, чего не могли добиться бронебойные снарядики «Рыси», устроил огонек, пущенный к танковым бакам по длинной извилистой бензиновой дорожке.

Громыхнуло. Не очень громко. Это баки…

А вскоре – не прошло и полминуты – от оглушительной канонады нервно задергались лошади, и люди невольно втянули головы в плечи. В чреве бронированной машины рвались снаряды. Столб черного копотного дыма поднимался к слепящему солнцу Палестины.

Глава 31

Иерусалим. Ерусалим-град. Эль Кудс… Поначалу он возник в дрожи раскаленного воздуха, подобно обманчивому миражу. Но чем ближе подъезжали уставшие путники, тем более четкие очертания принимал город-призрак.

Мощные каменные стены смотрели грозным прищуром узких бойниц. На переходных галереях воинственно топорщились зубцы заборал. Из сплошной линии укреплений часто выступали башни – кряжистые, приземистые, угловатые, с открытыми боевыми площадками наверху. За стенами виднелись стройные минареты и массивные купола. И плоские, не знающие давления снега крыши дворцов местной знати. И дымки, струящиеся из невидимых очагов к валящим небесам. Бросился в глаза закопченный минарет со снесенной, словно аккуратно срезанной, верхушкой. А на другом конце города – обгоревший остов христианской церкви. Вероятно, следы боевых действий. И все же… Святой Город.

Город был большой. Да чего там, Иерусалим был просто громаден по средневековым меркам. А стена, опоясывающая его, казалась поистине неприступной.

Они остановились разом, все как один, без команды, без приказа. Христиане молча крестились, мусульмане вполголоса славили Аллаха. Даже буддист Сыма Цзян, степной язычник Бурангул и дядька Адам, почитавший наряду с Христом древних прусских богов, замерли, пораженные величественным видом Святого Города.

– Да! Вот это да! – восхищенно выдохнул добжинец.

Бурцев кивнул понимающе:

– Это тебе не Взгужевежа, пан Освальд. Потом скомандовал:

– Поехали.

И первым тронул коня. Время дорого. Медлительная скрипучая повозка с грузом свинины дважды ломалась в пути и задержала их больше, чем рассчитывал Бурцев. А Сыма Цзян и Хабибулла между тем в один голос утверждали, что полная луна должна взойти уже этой ночью. Значит, до появления в окрестностях Иерусалима султанской конницы оставались считанные часы.