Но Аделаида принялась смывать грязь с лица. Бурцев улыбнулся. Ладно, пусть прихорашивается. Какое-никакое, а занятие. Вон и Бурангул дело себе нашел: подобрал брошенный дозорными лук и сбивает крестоносцев со стен. Дрянной, конечно, лук у тевтонов, не сравнить с оружием кочевников, но другого здесь нет.
Стрелял татарский сотник, как в тире — совершено безнаказанно: все внимание обороняющихся было теперь сосредоточено на ворвавшихся в крепость всадниках. Никто больше не целил по смотровой площадке донжона. Да и вообще…
Кажется, штурм близиться к завершению. Ну да, так и есть: рыцари опрокинуты, кнехты сдаются. Шум битвы стихает.
— Вацлав, — тихий голос сзади — и острие обнаженного меча коснулось плеча. А это еще что за дела?! Бурцев удивленно поднял глаза.
Освальд?!
Ах да, конечно! Конрад Тюрингский мертв, замок почти захвачен, а их давний спор из-за Аделаиды так и не разрешен.
Специально, видать, выбрал добжинец момент, когда ни княжна, ни Бурангул на них не смотрят. Спасибо, хоть не ударил в спину, благородный, блин, пан рыцарь. Но до чего же ты нетерпелив, братец!
— Я помню наш уговор, Освальд, — хмуро произнес Бурцев. — Но давай все же отложим поединок. Не при даме же выяснять отношения. Или у вас так принято?
— Поединок? — добжинец нахмурился, потом оскалился во весь рот. — Ты думаешь, я буду с тобой драться, Вацлав?
— А что, опять выставишь Збыслава?
Или просто зарубишь втихаря? Бурцев не отводил глаз от меча поляка.
— Ты думаешь, я буду драться с человеком, который помог мне освободить мой замок? — громко и весело вопрошал Освальд.
Бурангул, наложив на тетиву очередную стрелу, окинул рыцаря подозрительным взглядом. Аделаида тоже повернула к ним недоумевающее, раскрасневшееся от холодной воды личико.
— Думаешь, благородный Освальд из Добжинских земель, поднимет руку на того, кто спас его от невидимых магических стрел?
«„Шмайсер“ что ли имеется в виду? — озадачился Бурцев. — Да здорово, видать, напугала Освальда та очередь в подвале. Убить не убило, но башню снесло капитально».
— Поединок отменяется, — посерьезнел вдруг поляк. — Я вновь предлагаю тебе дружбу.
— А чего ж тогда мечом размахался? Спрячь железяку, а то поранишь кого-нибудь ненароком.
— Дурак ты, Вацлав! — шевельнул усами Освальд. — Ты ведь был моим оруженосцем?
— Ну.
— И никто тебя от этого звания не освобождал. Так что преклони колено.
Бурцев нахмурился:
— Чего это ради? И не тычь в меня мечом, говорю!
Подошла Аделаида. Тоже почему-то серьезная, как на похоронах.
— Вацлав! Делай, что говорит пан Освальд.
— Да на кой мне это?..
— За свою доблесть ты будешь посвящен в рыцари, — торжественно объявил добжинец.
— Чего? — Бурцев растерянно огляделся. — В рыцари?! Я?! Здесь?! Сейчас?!
Вот уж сюрприз так сюрприз!
— А почему нет, Вацлав? — Освальд улыбнулся. — Это — башня моего родового замка. А более подходящего момента, чем приближающаяся победа для посвящения трудно представить. К тому же на полях сражений такая церемония проходит быстрее и проще. Тебе не нужно будет проводить ночь в молитвах, переодеваться в чистое платье, выслушивать проповеди и идти с мечом к алтарю. Достаточно акколады.[50]
— Да я, собственно, не возражаю… — Бурцев опустился на одно колено.
— Во имя Господа, святого Михаила и святого Георгия посвящаю тебя в рыцари, — провозгласил добжинец.
Клинок плашмя ударил по плечу. Ощутимо ударил. То ли не удержался-таки Освальд от мелкой мести, то ли обычай таков.
— Будь храбр, смел и верен!
Все? Ритуал окончен… Добжинский, спрятав меч в ножны, рыцарь добавил с легкой грустью:
— Это тебе свадебный подарок, Вацлав. Не идти же, в самом деле, дочери Лешко Белого замуж за простолюдина.
— Замуж?! — он делал вид, что не понимает, о чем речь. Изо всех сил старался, боясь поверить, боясь отпугнуть удачу.
— А то! Ты глянь, остолоп этакий, как Агделайда на тебя смотрит!
Княжна зарделась, сразу сделавшись еще более милой.
— Повезло же тебе Вацлав, — не без зависти вздохнул добжинец. — Ладно… Вот приведем замок в порядок и сыграем вам такую свадьбу! А коли захотите — оставайтесь у меня и после свадьбы. Могу тебе даже лен выделить. Небольшой, но все-таки… Ты же вроде как мой вассал. Да не зыркай глазищами-то, права первой ночи требовать не стану.
— Че-го?! — пробасил Бурцев. — А дать бы тебе в морду, Освальд, за такие слова. Да так, чтоб с Взгужевежи своей кувырком летел.
Оба рыцаря — пан Освальд и пан Вацлав расхохотались одновременно. Прыснула, не сдержавшись, княжна. Только Бурангул удивлено смотрел на них, моргая узкими глазками. По-польски татарский сотник понимал плохо. Но лук все-таки опустил. И стрелу с тетивы снял.